Инферно

— Нет, — покачал головой Дуанте. — Я говорю о мире, где мы предали Серхана и не стали уничтожать дредноут. Смерть Селин в этом мире произошла лишь по одной причине — Хэйли приняла вашу сторону, выстрелив ей в лоб. Но ведь Селин умерла не во всех мирах. Полагаю, в каком-то из миров Хэйли не хватило смелости её застрелить, а в другом мире она могла промахнуться последним патроном, что дало возможность Селин для нападения. Понимаешь о чём я?

Я покачал головой.

— Не совсем.

— И не нужно… — так же покачал головой Дуанте, взглянув обратно на свою сестру.

Мы стояли и молчали некоторое время. Я попытался поразмыслить над тем, что он пытался мне сказать. Какие-то «другие миры». Звучало знакомо — где-то я уже это слышал. Но где? Кажется… да, вроде…

— Ты о той концепции, о которой нам говорил тот пришелец с корабля на Хакензе? — неожиданно вспомнил я. — Тот сальваторский капитан — он…

— Кереханский капитан, — поправил меня Дуанте. — Да, он говорил, что каждое живое существо живёт в своей уникальной вселенной, где оно бессмертно, и о том, что умирают лишь окружающие его существа. Ты ведь, кстати, до сих пор жив, Кел?

— Да, — подтвердил я.

— А я мёртв. Был, по крайней мере. И Селин… тоже умерла.

— Очевидно, — кивнул я, взглянув на её труп.

— В смысле, она умерла уже давно — ещё на Земле. Альянс проводил над ней кое-какие эксперименты, как и с другими людьми с оккупированных территорий. Я так понимаю, её накачивали то ли эссенцией жизни, то ли… в общем, не знаю даже чем ещё. А потом её выбросили в реку, как какой-то мусор. Но её обнаружили рыбаки на побережье. И, в общем, она была… не знаю, можно ли это назвать жизнью.

Дуанте на некоторое время почему-то замолчал. Я ему кивнул.

— Продолжай, — попросил я.

— Ну, я был в крайне подавленном состоянии, — продолжил рассказывать Дуанте. — Однако постепенно она начала приходить в себя, но стала… как бы это помягче сказать… вести себя неадекватно. Короче, она стала социопаткой. Она хулиганила, на всех бросалась с кулаками. Ей было не до жизни, мягко говоря. Создавалось впечатление, будто всё, что она хотела — это найти способ умереть. Нам с родителями приходилось её постоянно контролировать — она была трудным ребёнком.

— Прямо как Бильге, — подметил я.

— Поверь уж, твоя сестра — просто душка по сравнению с моей, — неожиданно ухмыльнулся Дуанте. — Не знаю, что за эксперименты над ней ставил Альянс, но она определённо была убита на одном из этапов, а затем воскрешена. Как думаешь, как я это определил?

— Как? — спросил я.

Дуанте вздохнул.

— Потому что мне кажется, что я теперь понимаю её, — продолжил он. — Смерть — она делает что-то с человеком, Кел, прямо как в «Кладбище домашних животных». Умирает один человек, а возвращается уже не пойми что. Не важно, что тело было воскрешено, ведь душа уже была испорчена смертью. Душу излечить уже никак нельзя. Умирая, человек освобождается от этого мира, а воскрешаясь — вновь оказывается запертым в нём. Как актёр, который отыграл свою роль в пьесе, после чего собрался идти домой к своей семье, но его вновь затолкали обратно на сцену уже без сценария, и теперь ему приходится как-то изворачиваться, импровизировать, чтобы его наконец-то уже отпустили домой. Так немудрёно и захотеть искать смерти, ведь смерть персонажа — это гарантированное освобождение от роли.

— Но не в нашем случае, — подметил я.

Дуанте кивнул мне.

— Так быть не должно. Представь, что наш мир — это арена, а мы в ней — гладиаторы. Смерть — главная суть таких представлений. Бессмертные гладиаторы же — это абсурд. Как считаешь?

— Да, наверное, — согласился я.

Дуанте вновь взглянул на труп своей сестры.

— В конечном итоге, смерть — единственное, что заставляет нас любить жизнь, — заключил Дуанте.

— Значит, счастливый конец — это достижение смерти? — с недоумением спросил я, глядя на тело Селин.

— Не просто достижение смерти, — возразил Дуанте, — а именно достижение смерти в борьбе за жизнь.

— Так зачем бороться, если суть всё равно в смерти? — пожал плечами я.

— А ты попробуй убить себя.

— Сейчас не могу — во мне эссенция жизни, — возразил я.

— Ну, тогда позже.

Я поразмыслил над сказанным. А вообще, смог бы я сознательно совершить попытку самоубийства? Да вряд ли.

— Честно говоря, убивать себя — это весьма стрёмно, — признался я.

— Вот-вот, — кивнул мне Дуанте.

Несколько секунд мы стояли в тишине. И тут Дуанте продолжил:

— А ты лишил меня на Хакензе моей героической смерти, Келвин.

Я нахмурился.

— О чём ты?

— Я погиб, чтобы мою сестру не преследовал Альянс, но ты меня воскресил, — напомнил Дуанте.

— Прости, — произнёс я.

Он вновь взглянул на меня.

— Тебе, кстати, не пора ли идти?

— Пора, — подтвердил я.

Я собрался уходить, однако Дуанте почему-то продолжал стоять у тела Селин.

— А ты не идёшь? — спросил я.

— Я останусь здесь, — сообщил он. — Идите без меня.

— В смысле, останешься здесь навсегда?

— Да. — Он взглянул на меня. — Прощай, Кел.

Я почувствовал себя немного подавленным.

— Прощай, Дуанте, — кивнул ему я. — Удачной смерти тебе.

— Тебе тоже, — слегка улыбнулся Дуанте.