Инфинитум. Единожды солгавший

Конечно, комнатушка сама по себе была небольшой, но обстановка превращала её во что-то вроде кладовки – дышать здесь было невозможно из-за всего того, что сюда понаставил главный жрец, Элиот Кэмпбелл. Он увлекался историей и философией, изо дня в день прорабатывал огромное количество вопросов, подкрепляемое тоннами бумаг, и для всего этого требовалось место. За заставленными до отказа книжными шкафами не было видно стен, стол едва ли не разваливался от стопок белых листов, несколько смятых бумажек валялось на полу. Оставалось удивляться, как сюда ещё втиснулся крошечный диванчик, и более того – как высокий главный жрец умудрялся умещаться на нём и даже спать.

Элиоту Кэмпбеллу было всего двадцать два, и это было огромной проблемой: многие из жрецов поступили на службу в храм ещё до того, как он родился, а потому просто не могли воспринимать его всерьёз. Конечно, Элиот занял своё место не за красивые глаза (хотя кое-кто из женщин, обслуживающих храм, считал иначе; даром что ли главный жрец был голубоглазым блондином, очень привлекательным, на их взгляд, и обаятельным?), но его назначение происходило за закрытой дверью, а потому никто не знал, за какие такие заслуги. Известно было только, что Алексей, предыдущий главный жрец, как-то слишком поспешно ушёл в отставку, и что богиня войны была крайне недовольна его выбором преемника. И как в таких условиях заработать авторитет?

Предыдущий главный жрец, Алексей, сказал только одно: «когда работаешь с богами, ты должен быть идеальным». Конечно, и до этого Элиот старался, иначе не стал бы лучшим студентом академии в истории; но теперь он просто не имел права на ошибку. Поэтому-то его небольшая квартирка в центре города покрывалась пылью и пустовала двадцать семь дней в любом месяце, а в этом помещении поселился диван; и по этой же причине сегодня ночью он оставался здесь. Просто не было сил добраться до дома.

По этой же причине Элиот не услышал, как сначала в глубине кабинета что-то зашуршало, потом послышался шепоток. Только когда что-то упало, потянув за собой несколько стопок бумаг на столе, главный жрец наконец вздрогнул и открыл глаза. В то же мгновение они осветились синим.

– Элиот? – раздался в ночи женский голос.

Казалось, тот проснулся за мгновение. Элиот подскочил на месте, нащупал очки, нацепил на нос; оглянулся по сторонам – никого не увидел. Но этот голос он узнал совершенно точно, его невозможно не узнать…

– Дух-хранитель Эрика, явись на мой зов! – негромко велел Элиот.

Перед глазами всё расплылось, и очки пришлось снять. Над единственным свободным пятачком на полу полыхнула вспышка золотого сияния, обернулась светящимся шаром, из которого как нити из клубка шерсти потянулись золотистые линии. Они кружились, пересекались и расходились в разные стороны, таинственно мерцая в темноте, пока окончательно не сложились в три фигуры. Даже несмотря на то, что Элиот призвал только одного из двенадцати духов; иногда эти ребята проявляли характер и отказывались исполнять его приказы, хотя вроде как были обязаны. Тяжело иметь Дар, подчиняющий себе двенадцать разумных существ.

В танце света и теней соткались три духа: высокий сухой старичок в кимоно, девочка лет тринадцати в коротком платье и полный мужчина среднего роста в деловом костюме и шляпе. Они выглядели ожившими работами умелого художника. Когда они двигались, казалось, что есть некий листок бумаги, на котором они нарисованы, и он изгибался вместе с их движениями, делая их угловатыми и резкими; порой чудилось, что можно даже рассмотреть отсветы на этом невидимом листке, услышать шелест бумаги, но всё это было лишь игрой воображения.

Невысокого полного мужчину звали Габриэль. Элиот знал о нём только то, что он родом из США, работал в банке и умер во время Великой депрессии; случилось ли это из-за биржевого краха или как-то иначе, дух не уточнял. Элиот жаждал познакомиться поближе и с ним, и с остальными, но именно Габриэль был одним из самых неразговорчивых духов.

Чуть более болтливым был Син, японский поэт. Но его разговорчивость была не той, что нужна Элиоту; вместо того, чтобы рассказать побольше о себе и о своей жизни, Син предпочитал обсудить философские идеи или пересказать очередное стихотворение, которое он сочинил, пока его не призывали. Элиот получал огромное удовольствие от бесед с ним и нередко вызывал его без причины, просто поболтать, но его никогда не отпускало ощущение, что дух не до конца откровенен с ним. И то, что Син знал про Элиота практически всё, что только может знать посторонний, а Элиот знал о Сине только пару фактов и слышал от него пару баек, только усугубляло это ощущение. Но и заставлять духа разговориться или приказывать пересказать его прошлое тоже не хотелось.