Информация и человек

Но ведь и все ограничения в общении людей, – в их поведении, вообще во всём этикете, – имеют тот же смысл, что и ограничения действий игроков на футбольном поле. Они служат для максимального облегчения получения необходимой информации, то есть взаимопонимания, и, как следствие, для оптимального взаимодействия. Конечно, нельзя утверждать, что все существующие на данный момент правила общения идеальны, что их нельзя изменять или дополнять, но в любом случае соблюдение этих правил не затрудняет, а напротив, облегчает взаимопонимание между людьми. Надо учесть и ещё один очень важный момент: действия человека, соблюдающего правила общения, очень часто дают информацию о нём самом, а именно – информацию об отсутствии у него дурных намерений против вас. При «игре без правил» подобную информацию заметить так же сложно, как оценить мастерство игрока, забивающего голы методом, рассмотренном в вышеприведённом примере. Частично этот вопрос мы рассмотрели в главе «Мышление и речь». А вообще эта тема очень большая и интересная, и рассмотреть её здесь подробно нет возможности. Отметим только, что без соблюдения правил поведения отношения между людьми осложнились бы до невероятной степени. Примерно так же, как езда по улицам города, если отменить все правила уличного движения. Можно сказать, что ограничения – это окольный путь к свободе (разве можно было бы хоть сколько-нибудь свободно ездить на автомобиле по городу, если бы не было ограничений, накладываемых Правилами дорожного движения?). Здесь можно привести слова итальянского писателя Алессандро Мандзони, который сказал: «Действовать без правил – самое трудное и самое утомительное занятие на этом свете».

***

Надо заметить, что чаще всего противники условностей поведения вообще не выдвигают никакой логики, а просто воспринимают их как своеобразную нелепость, непонятно зачем придуманную какими-то чудаками. Но если предложить кому-либо из них вразумительно объяснить, что же, собственно, плохого в этой «нелепости», и как должно выглядеть «нормальное» общение, то ничего вразумительного услышать не удастся. Очень хорошо показал это Булгаков, описывая поведение и «логику» своего, пожалуй, самого известного персонажа:

«Шариковский рот тронула едва заметная сатирическая улыбка, и он разлил водку по рюмкам.

– Вот все у вас как на параде, – заговорил он, – салфетку – туда, галстук – сюда, да “извините”, да “пожалуйста-мерси”, а так, чтобы по-настоящему, – это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.

– А как это “по-настоящему”? – позвольте осведомиться.

Шариков на это ничего не ответил Филиппу Филипповичу, а поднял рюмку и произнес:

– Ну, желаю, чтобы все…

– И вам также, – с некоторой иронией отозвался Борменталь».

***

4

Никак нельзя не обратить внимания на одну деталь, которая ставит под сомнение саму правомерность нашего анализа психики. Эта «деталь» состоит в следующем: мы, опровергая результаты какого-либо опыта над психикой человека, доказываем, что экспериментатор сделал неверные выводы, что в целом психика человека нормальна, его мозг работает правильно, это у экспериментатора что-то не то с мозгом… Но ведь делая вывод о неправильности выводов кого бы то ни было, мы тем самым полагаем, что у нас самих-то с психикой всё в порядке. Иначе грош цена нашим утверждениям. А на чём основана такая уверенность? Ведь, как следует из примера в начале главы, нельзя с помощью произвольно взятого вольтметра определить степень точности других таких же вольтметров. Нельзя с помощью произвольно взятого мозга оценивать «полноценность» других мозгов.