Инга. Общий файл

- Каждый месяц вдвое набежит. Такие правила, Джульетта.

Виве она, конечно, этого не рассказала. Та ведь не знала, что именно спросить, и хорошо. Ведь Вива ее предупреждала, насчет Горчика опасной жизни. И сейчас вот, как почувствовала мысли, заговорила опять, о том же, обнимая и покачивая ссутуленные плечи:

- Инга, детка... Всегда помни, в том мире, где Сережа твой крутится, там все другое. Понятия о чести другие, о жизни. И только чудо может что-то изменить. Эта жизнь человека так легко не отпустит, вцепляется и держит. И тогда всем, кто касается ее, всем ужасно плохо, пойми. Допустим, вы вместе. Допустим, Сережа твой станет работать, учиться. А старые дружки еще долго будут пытаться его рядом удержать. И что самое гадкое - через тех, кто ему дорог, понимаешь? Угрозы. Несчастные случаи. Если молчит, я так думаю, не потому что он там пустился в какие загулы, а - тебя бережет. Хочет, чтоб ты отклеилась. Чтоб не пострадала из-за него. Так дай ему тебя поберечь. И потерпи.

Протянула другую руку, пошевелила в коробке стеклянные шары.

- Праздник на носу. Саныч нам балыка принес, пахнет как, ах, как пахнет, еле держусь, чтоб ночью не встать и не слопать.

- И будем тут. Трое. Ты с Санычем. А я - одна, - Инге стало себя невыносимо жалко. И она упрекнула Виву, крепче прижимаясь к ее плечу:

- Сама сказала, как праздник встретишь, так и год. Проведешь.

- Сказала. Год будем с балыком и при мужчине помощнике. Уже хорошо. Ну, хочешь... мы еще пригласим - Василия! И будет нас четверо за столом.

Инга фыркнула, сердясь и улыбаясь. Конечно. Кому-то Саныч. А ей - серый драный Василий. И тут же раскаялась, подумав о Виве - золотая ее бабушка, да почти всю жизнь одна справлялась, и ведь никогда, ни разочка не пожаловалась.

- Я тебя люблю, ба.

- А уж я-то.

- Наверное, все делается зачем-то. Для чего-то. Да?

- Конечно. А когда сделается, будешь вспоминать и ахать, ох, какая была дура, все мимо своего счастья пыталась проскочить. А не дали.

Инга встала. Наклонилась над коробкой, осторожно выпутывая из петелек и дождика гирлянду с колючими прозрачными звездами.

- А ты счастлива, ба?

Вива смотрела на цветной свитер, подкатанные длинные рукава. Старый совсем, она его начинала вязать еще Олегу. Потом нашла, в узле с тряпьем, уже тут, в новой своей жизни, села, беспомощно держа на коленках недовязанное полотно с торчащими спицами. И заплакала в голос, прижимала ко рту мягкую и одновременно колючую шерсть, чтоб не разбудить спящую в углу Зойку. А утром разложила на диване, снова все вспомнила - узоры, петли. И довязала, просто так, чтоб был. И вот сколько лет он носится, локти штопала и подол, а выкинуть жалко. Инга его любит. Таскает дома как теплое платье.

- Да, милая. Счастлива.

- Совсем-совсем?

- Нет.

За окном тенькали синицы, прыгали на подоконник и исчезали, дрались на столе под навесом, за рассыпанные для них семечки. Вот снялись, пища и улетели, спугнутые большой мужской тенью, что прошла к двери мимо окна.

- Мне кажется, девочка, мне еще будет счастье, но я не знаю, какое. Будет.

- Хозяева! - густо сказал за дверями Саныч привычное, сезамовское, открывающее в поселке калитки и двери, - хозяева! Есть кто дома-то?

Сам осторожно открыл двери и вошел, топчась на коврике. Кивнул Виве, и, вытаскивая из кармана смятые бумажки, сказал насупленной Инге:

- Танцуй, Инка. Не, не письмо. Телефон. Завтра в обед межгород у тебя, сразу две повестки. Я Людыванну встретил, забрал у нее для вас, газета вот, открытка еще. И про межгород. Повестки. С праздником, значит, кто-то тебя.

- Кто? - Инга выхватила бумажки из раскрытой ладони, - а тут не написано, откуда.

- Завтра и узнаешь, - успокоил Саныч, - хочешь, велик мой возьми, вниз скатишься, а обратно волоком потащишь, по сырости.

- Я на автобусе.

Она разгладила бланки с бледными надписями шариковой ручкой, криво налезающими на черточки граф.

Межгород. Звонок. 16-00. Пос. Лесной, ул. Верхняя, д.5. Инга Михайлова

И второй, почти такой же, только удачно - время на полчаса позже.

На следующий день Инга сидела в зальчик междугородной связи, смотрела, как заходят в тяжелые темные коробки будок люди, закрывшись, приглушенно кричат. Иногда открывают двери и с раздражением орут спрятанным за стеклом телефонисткам:

- Девушка! Да чего не слышно ж ничего! Третья кабина, да!