Читаем Инга. Общий файл полностью

- Мам? - Инга вытерла глаз и судорожно полезла в карман за платком. Вынула смятый комок и вытерла нос перчаткой, морщась от колючей шерсти.

- Ты там плачешь, что ли? Мам. Ну, не плачь, пожалуйста. Не реви. Да что за жизнь такая! Я тебя еще утешать должна, да?

- Ини, - Зоя всхлипывала, срывалась в безнадежный вой и тут же смеялась, вдруг закричала сердито:

- Миша, уйди. Дай поговорить. Да скажу, уже говорю, слышишь? Иничка, мы с Мишей расписались. Да! Я тебе отправила перевод, телеграфом. Успеет до праздника, сказали. Вы там купите с Вивой подарки, чтоб красивые, поняла? Детка, и не потрать все! Приезжай на каникулах. На неделю да. Как где, у нас конечно. Иничка, это комната, в коммуналке, она очень большая. Миша сделал антресоль, там лежат подушки и большой матрас, там можно прямо жить, только стоять нельзя. Сидя жить. И за нами сверху подсматривать.

- Да. Мам. Я вас поздравляю. Не буду я.

- Я шучу, Ини, шучу. Когда придут денежки, позвони, поняла? Там телефон записан, это Мишин рабочий. Ты позвони и скажи на когда билетик. Целуй, целуй там Виву. И Миша ее целует, я прям, ревную, скажи ей обязательно! Он был восхищен.

- Мама. Мам.

- Да, моя милая. Да, золотко мое, пока-пока, мы тебя ждем.

- Абонент отключился, - сообщил женский голос.

- Да, - сказала Инга.

После ужина Инга лежала в спальне, укрывшись двумя одеялами и брошенной сверху шубой. Держала в руке смятый листок и время от времени высовывала руку наружу, снова и снова перечитывая несколько строчек, написанных неровным угловатым почерком.

"Я тебя везде-везде целую, Михайлова. Инга ты. И люблю. Я уеду, а вернусь не знаю когда. Ты живи я тебе слова не скажу. Потом. Но извини нескоро то будет. Ты живи ладно? А деньги, то Каменев тебе передал летом еще. Сказал пусть будут Инге когда совсем тяжело. Купите там себе еды ну разного. Извини я имя не придумал. Дурак я ты правду всегда говоришь. Люблю. Сережа Бибиси"

Под подушкой лежал конверт и в нем тонкая пачка сложенных купюр.

Она снова спрятала руку под одеяло и прижала листок к груди, шевеля губами. Везде-везде целует. Любит. И еще раз любит. А еще - ляля. Цаца и золотая кукла. И еще он, как она смеялась - Сережа Бибиси. Господи. И тут же - Петр. С заботой и деньгами.

Да почему все так связывается накрепко? Шла обратно, думала с мрачным облегчением, вот жизнь и разобралась, как Вива обещала. Тот, кто любит, позвонил, аж из каких-то Чаквей. Чаквов. А другой фу-фу-фу фыр-фыр, погулялся летом и забыл. Но оказалось - не забыл! И передал ей это не Саныч и не драный Василий. А Сережка. Им что, вечно вот так троим куковать?

Ага, сказала ей бедная голова, и втроем кукуя, лежишь ты тут, Михайлова, одна. Петр не позвонил, а Сережка - попрощался, считай. Даже не ответил на ее грозный приказ, чтоб в июле был! Был чтоб! Он разве не понял, для чего она хочет, его, в июле? Время, видите ли, кончилось. Как он сказал ей - моя ляля, цаца моя быстрая. Моя ляпушка, капушка. Нет, про ляпушку это она придумала сейчас. Или приснилось?

В комнате было темно, из кухни доносился тихий разговор, там сумерничали Вива и Саныч. Опять пугает ее своими муренами и скорпенами, подумала Инга, закрывая глаза и покоряясь, вот кого увидит сейчас, и ладно. Но все равно, хорошо бы Сережку. И не потому что она его больше любит, вот балда, честно, не знает, а просто ему там сейчас наверняка хуже, чем Петру в его столичной мастерской. Лежит в крошечной каюте, у холодного железного борта. За окошком, как его - иллюминатором - зимняя суровая вода. И никого нет рядом, нет теплой Инги, чтоб обнять и спать. Спать...

- Детка? Ты спишь?

Вива тихо вошла, притворяя за собой дверь. Села на постель, в темноте выискивая глазами темную макушку под ворохом одеял.

- Я же говорила, все потихоньку уладится. Саныч еще сказал - послезавтра выплатят нам долги. Представляешь? За три месяца. Тебе и мне - побольше. И мне дадут тринадцатую. Так что поедешь к маме в новых сапожках. Надо посмотреть, чего бы им тут в подарок. Чтоб отсюда, южного такого. Может быть, меда? Кстати, поезд идет через Москву. Ты можешь взять билет так, чтоб там побыть денек... У тебя там подружка, да? Увидишь картину, где одна южная девочка...

Вива тихо засмеялась.

Она говорила и Инга, лежа, видела в темноте яркие картинки, блестящие. Вот она в поезде, в новых теплых сапожках, высоких, с кожаной вышивкой на голенищах. А вот звонит в старую дверь и ее открывает Петр, глаза его делаются большими, а руки пахнут краской, и рубаха вся в ярких пятнах. За ним на стене висит картина. Та самая.

И тоскливый новый год превращается в новое, полное будущего, время. Может быть, это и правильно, что Сережа так решил. Теперь у него будет время - избавиться от всяких Ромов. И у нее тоже, еще подогнать учебу, подготовиться к лету.

- А...

Она вдруг села, откидывая одеяло.

- Ба? А сколько дадут? Денег сколько?

- Давай, посчитаем... - Вива заговорила, перечисляя и складывая, - вот, примерно так. На все хватит.

- Ба... А ты мне можешь занять свои? Те, что дадут, за три месяца?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет – его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмель-штрассе – Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» – недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.

Маркус Зузак

Современная русская и зарубежная проза