Ингерманланд

Когда этот странный лейтенант приблизился, начальник патруля профессионально задвигал ноздрями и втянул воздух. Запах был. Но запах был не тот, который ожидался.

– Лейтенант, вы что, обосрались? – переходя сразу к сути вопроса и тоже не представившись, выпалил из себя начальник патруля.

– Никак нет, товарищ майор!

– А почему же от вас так воняет? Почему фуражка не надета? Почему…? – в общем, у майора образовалось много вопросов, начинающихся с «почему», которые, здраво посчитав, он решил оставить. Пусть комендатура разбирается.

Два сопровождавших майора, похожих друг на друга как две капли воды, бойца в это время, неуставно зажав носы, вертели своими головами, глядя то на начальника, то на вонючего лейтенанта, то друг на друга. Лейтенант от испуга решил не рассказывать всю свою позорную историю, а врать, врать до конца что-нибудь, что может его хоть как-нибудь оправдать в глазах майора.

– Разрешите доложить, товарищ майор.

– Докладывайте и уберите у меня это из-под носа, – недовольно морщась от ароматов, источаемых фуражкой, и брезгливо отодвигая её от себя, ответил тот.

– Будучи в увольнительной, – начал было лейтенант.

– Короче, лейтенант.

– Короче, уронил фуражку в отхожее место.

– А больше ничего туда не уронили? Где ваша увольнительная?

И тут сердце лейтенанта замерло. Он вспомнил, что оставил её на столе в полиции. Майор заметил растерянность в его глазах.

– Может, вы ей подтёрлись? – ехидно спросил майор.

Два бойца за его спиной, не разжимая носов, тихо заухали.

– Да где же оно… – оттягивая время и судорожно соображая, что дальше делать, зашарил одной рукой по карманам кителя лейтенант.

Второй рукой он продолжал держать фуражку, которая сама собой, настойчиво стремилась занять прежнее положение, удушая майора своим запахом.

Тем временем праздный народ, заинтересовавшийся происходящим рядом с ним на платформе, стал прислушиваться к беседе военных. И мало того, что прислушиваться, ещё и останавливаться, давать ценные советы и всячески комментировать происходящее.

Вот одна старуха уже остановилась за спиной лейтенанта, припарковала рядом с собой свою сумку на колёсиках и, приняв боевую стойку «руки в боки», обратилась к майору.

– Ну, чего пристал? – делая первый выпад, взвизгнула она. – Ишь, хулигана нашёл! Нет, вы гляньте на него, – усиливая атаку и обращаясь к прохожим, перейдя на скандальный бабий фальцет, ткнула пальцем в направлении майора старуха.

Тут же рядом с ней как по волшебству появилось ещё две старухи: одна высокая и худая, как жердь, другая маленькая и с большущей бородавкой на носу.

– Пристал, пристал, я сама видела, – заверещала высокая.

– Ещё и форму одел! Я по телевизору видела, что так людей и грабят! Переодеваются и грабят! Ну-ка, давай документы свои показывай, жулик! – вторила та, что с бородавкой.

– Давай, давай, сейчас мы тебя в милицию сведём, вонючка! – обращаясь к майору и оттесняя в сторону сопровождающих его бойцов, завизжала высокая.

– Грабят! Милиция! – закричали уже на весь перрон бабки хором.

Вокруг патруля уже скопилась толпа зевак, в которую затесался и тот самый битый алкаш. Его любопытная голова выныривала то слева, то справа от лейтенанта. Наконец лейтенант заметил его и с яростным воплем рванулся в сторону обидчика, будто желая предъявить того в доказательство своей невиновности.

Надо отдать должное толпе всяких проходимцев. Толпа всегда на стороне обиженных властью. Даже нет, не так. Толпа всегда хочет насолить власти, хоть плюнуть в спину, хоть поставить подножку, хоть что. В этом каждый человечек из толпы именно так проявляет свою безнаказанную доблесть или, может, смелость. Чёрт их различит. Так он это понимает, но не понимает, что смелость никогда не бывает исподтишка.

Майор, поначалу опешивший от волны старушечьего напора, попытался схватить лейтенанта. Однако успел лишь цапнуть его за плечо, отчего лейтенант лишь неловко развернулся и выронил фуражку. Рванувшись за лейтенантом, майор споткнулся о старушечью тележку и растянулся на платформе под крики старух и гомон толпы.

– Держи вора! – надсаживалась старуха с бородавкой на носу.

– Милиция! – вторила ей худая.

– Грабят! – заорала бабка с тележкой и попыталась побольнее стукнуть майора.

Фуражка майора укатилась куда-то и затерялась между топчущихся вокруг ног.

– За ним! – скомандовал с пола майор своим бойцам, и те, разжавши уже побелевшие от сдавливающих пальцев носы, рванулись за лейтенантом. А тот, подхватив фуражку с пола, уже нёсся за своим обидчиком вверх по эскалатору. За ним, дружно топая сапогами, бежали бойцы патруля с красными повязками на рукавах. И они наверняка бы догнали его, но женщина в стеклянной будочке, заметив их, сделала им строгое лицо и, надсаживаясь в микрофон, закричала:

– Не бегать по эскалатору!

– Дура! – крикнул ей один из пробегавших бойцов.

Второй ничего ей не крикнул, лишь, соглашаясь с ремаркой первого, утвердительно кивнул головой. Женщина обиделась и выключила эскалатор.