Инкогнито. Тайная жизнь мозга

Если любимый человек погружен в депрессию настолько серьезную, что не может действовать, то это случай болезни, биохимическая основа которой так же реальна, как, скажем, биохимия диабета, или он просто потакает себе? Если ребенок плохо учится в школе, то причина в немотивированности и медлительности или в неспособности учиться, обоснованной нейробиологически? Если друг подошел вплотную к серьезным проблемам с алкоголем или наркотиками, то это говорит о нехватке дисциплины, или он страдает от проблемы с нейрохимией вознаграждения?[276]

Чем больше мы узнаём о цепях мозга, тем сильнее ответы сдвигаются от обвинений в потакании себе, недостатке мотивации и плохой дисциплине в сторону биологических причин. Переход от осуждения к науке отражает современное представление, что наше восприятие и поведение управляются недоступными подпрограммами, которые можно легко нарушить, как мы это видели на примере людей с разделенным мозгом, жертв лобно-височной деменции и азартных больных паркинсонизмом. Однако то, что мы ушли от осуждения, вовсе не означает, что мы в полной мере понимаем биологию.

Нам известно, что существует сильная взаимосвязь между мозгом и поведением, но нейровизуализация остается примитивной технологией, неспособной внести весомый вклад в оценку виновности или невиновности, особенно в индивидуальных случаях. Методы построения изображений основываются на обработке сигналов о циркуляции крови и охватывают несколько десятков кубических миллиметров мозговой ткани. Но в одном кубическом миллиметре мозговой ткани находится сто миллионов синаптических соединений между нейронами. Поэтому строить нейроизображения в современном виде — все равно что попросить астронавта выглянуть из иллюминатора космического корабля и оценить, что делает Америка. Он может заметить гигантские лесные пожары или дым, поднимающийся вследствие вулканической деятельности Рейнира[277], но никогда не увидит, привело ли крушение фондового рынка к масштабной депрессии и самоубийствам, вызвали ли бунт межнациональные конфликты и болеет ли население гриппом. У астронавта нет такого оборудования, чтобы различить эти подробности, точно так же и у современного нейробиолога нет оборудования, чтобы делать подробные заявления о состоянии здоровья мозга. Он ничего не может сказать ни о мелких деталях микросхем, ни об алгоритмах, которые работают с океанами электрических и химических сигналов в миллисекундном масштабе.

Психологи Анджела Скарпа и Адриан Рейн провели исследование, в ходе которого обнаружили различия в мозговой активности между осужденными убийцами и контрольными субъектами, однако эти различия трудноуловимы и обнаруживаются только при групповом измерении. Поэтому фактически они не имеют диагностического значения для отдельного человека. То же верно и для исследований по нейровизуализации, проведенных с психопатами: на уровне популяции отмечаются измеримые различия в анатомии мозга, но в настоящее время они бесполезны для индивидуальной диагностики[278].

Линия раздела: почему наказуемость — это неправильный вопрос

Рассмотрим обычный сценарий, который разыгрывается в судах по всему миру: человек совершил преступное деяние; представители его стороны не обнаружили никаких очевидных неврологических проблем; человека приговорили к заключению или к смерти. Но в нейробиологии этого человека что-то не так. Базовой причиной могла быть генетическая мутация, крохотное повреждение мозга, вызванное невыявленным приступом или опухолью, нарушения баланса в уровне нейромедиаторов или что-то еще. Современные технологии неспособны обнаружить эти проблемы, но подобные нарушения могут вызывать различия в функционировании мозга, влекущие за собой аномальное поведение.

И снова биологический подход не означает, что преступник будет оправдан; он просто подчеркивает ту мысль, что его действия неотделимы от устройства его мозга, как мы видели в случаях Чарльза Уитмена и Кеннета Паркса. Мы не обвиняем внезапного педофила за его опухоль и точно так же не обвиняем магазинного вора за повреждения его фронтальной коры[279]. Иными словами, если есть существенная проблема с мозгом, это дает основания для снисхождения к обвиняемому. В реальности он не виноват.

Однако мы обвиняем его, если у нас нет технологии, чтобы обнаружить биологическую проблему.

И это подводит нас к тому, что наказуемость — это неправильный вопрос.