Верхняя часть симбионта гордо возвышалась посреди зала. Под ним должен быть еще один бассейн с питательной жидкостью, подумал Хаген. Вероятно, симбионт разросся до таких размеров, что заполнил собой этот второй бассейн полностью.
— Велено поливать его перламутровыми соплями и протирать мочалкой, — сказал Даррел.
— А ложноножки у него есть?
В выстроенной им еще на третьем курсе модели симбионт, достигая определенного размера, отращивал несколько ложноножек. Конечно, если при этом не имел внешнего носителя.
— Пососать не терпится? Лучше у меня возьми, — оживился Даррел, и Хаген вдруг покраснел. Несколько голых людей, которые обмывали и увлажняли симбионта, припадали между делом к его ложноножкам и старательно посасывали их.
— Это съедобно, — шепнул ему Даррел, вызывая привычную дрожь внизу живота.
— А ты уже пробовал, что ли, — Хаген резко выдернул ведро у него из рук и двинулся к бассейну с жижей, но по пути поскользнулся и грохнулся, приложившись об пол.
— Не разбей свою прекрасную задницу, — заржал Даррел, не проявляя ни капли сочувствия.
— Если разобью, придется твоей за двоих отдуваться, — буркнул Хаген, а симбионт вдруг потянулся к нему длинной ложноножкой и скользнул по ушибленному месту. Невероятно! Похоже, что зачатки эмпатии, которыми обладали обычные симбионты, были неплохо развиты у этого гиганта.
Хаген поймал рукой ложноножку и сунул в рот, высасывая жидкость. Вкусно, особенно с голодухи, чем-то похоже на манную кашу, которой кормил его Грегори в детстве. Он позволил воспоминаниям овладеть собой: солнечный свет полосами, Грегори тискает его щеки и пихает в рот ложку за ложкой, и все вокруг наполнено простым незамутненным счастьем. Интересно, сможет ли симбионт считать его состояние, или Хагену всего лишь показалось, что тот обладает разумом.
По нежно-розовому телу симбионта прошла дрожь, и ложноножка во рту Хагена дернулась и вонзилась глубоко в горло. Хаген захрипел и замахал рукой, пытаясь вытолкнуть ее, а сзади взвыл от смеха Даррел.
— Сволочь, — прокашлял Хаген, когда ложноножка убралась из его рта.
— Учись сосать, пригодится, — пожал плечами Даррел.
Хаген хотел на него обидеться, а потом передумал. Ведь они могут погибнуть в любой момент, так стоит ли тратить бесценные минуты на ругань, Даррела все равно не переделаешь.
Он молча принялся таскать жидкость из бассейна и бережно смазывать симбионта. А когда совсем проголодался, выбрал один из отростков и с опаской лизнул его, присев на корточки. Отросток выделил белую каплю, а рядом уже стоял Даррел и пялился на него. Это неожиданно сильно взволновало Хагена, и он предложил:
— Давай вместе.
И они начали лизать мягкий сладковатый отросток, присасываясь по очереди и целуясь. Люди вокруг не обращали на них никакого внимания. Хаген, выделываясь, заглотил отросток глубже и провел по нему губами, почти выпуская, а потом снова вобрал. Даррел тут же вскочил на ноги и ткнулся стоящим членом ему в рот. Член у него был солоноватый и твердый, такой необычный контраст с мягкой ложноножкой симбионта, и Хаген по очереди засасывал их, не успевая сглатывать сладкую питательную жидкость.
— Ну, вот тебе и групповуха, — прохрипел Даррел, толкаясь сильнее и шлепая его по щеке. — Нравится?
И Хаген больше не выпускал его изо рта, старательно отсасывая, пока в рот ему не брызнуло терпко и горячо. Ложноножка, так и не обретшая твердости, лениво извивалась в его руке, а член был как камень и почти болезненно ныл.
— У меня вкуснее, а? — подмигнул ему Даррел.
— Вкуснее, — облизнулся Хаген. — Становись раком.
— В другой раз, — Даррел повалил его на спину и поцеловал в живот. Ответная услуга, значит, Хаген расслабился и закрыл глаза.
И тут же открыл их от возмущенного возгласа Даррела — пронырливый симбионт попытался запустить отросток в его выставленную задницу.
Позже они забились в одну из ниш на краю зала, чтобы поспать. Сюда приставучий симбионт не доставал своими ложноножками, и можно было не опасаться, что тебя накачают питательной жидкостью по самые уши.
— Не могу уснуть, — Даррел погладил его по спине и по заднице.
— Это все от гормонов симбионта, — зевнул Хаген, — так и будет, пока не привыкнешь. И, дрочи — не дрочи, все равно стояк не спадет, я-то знаю.
— Как же ты обходился?
— Никак. Думал о тебе, — Хаген провел по его лицу. Жесткая линия подбородка, щетина, ухо, мягкие волосы. Все как в детстве. — Надо валить отсюда, пока мозги еще работают. Как думаешь, мы сможем угнать челнок?
— Ты видел здесь челнок?
— Нет. Но мне почти удалось выбраться из этих чертовых сот. Я так боялся за тебя, — Хаген не смог подавить очередной зевок, и Даррел успел ткнуть ему пальцем в язык. А потом поприставал еще немного и куда-то свалил.
И Хаген остался лежать в их импровизированном логове один, размышляя сквозь сон, зачем арахноидам этот ксенопарк с симбионтом и людьми. Будут водить сюда экскурсии маленьких арахнят? Из общего курса Хаген помнил, что арахноиды чрезвычайно трепетно относятся к своему потомству. Примерно как человечество к детям, выращенным внутри маток.