Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

Брюнхвальд ушёл по делам, а они уселись на удобно уложенные мешки с горохом возле небольшого костерка, всё это было заботливо устроено фон Готтом. И теперь они могли поговорить, пока греется вода для купания, пока им не подадут ужин. Оруженосец послал человека, и он сбегал к кашеварам, которые как раз откупоривали пиво, и принёс один кувшин. Пиво было тёмное, мутное, дурное. Явно перестоявшее и потому хмельное. Но ничего другого у них не было.

— Горькое. При моих вещах, что я оставил в трактире, — говорил генерал, — есть хорошее вино. Завтра поутру будем уже там. И карета моя лучше этих.

Правда, было тут, в лагере, ещё вино. Но то вино, которое они взяли из погребов Тельвисов, из разбитых бочек, он предлагать принцессе не решался, хотя знал, что напиток тот вполне употребим, так как солдаты, что переливали вино в целые бочки, были явно навеселе. Ну а как иначе, солдат на то и солдат, чтобы выпить дармового винца, если представится возможность. Вот только принцессе пить такое не полагалось, так как почему-то казалось генералу, что солдаты его ослушались и собрали пролитое на пол вино также. Им и такое пошло бы, а вот Её Высочеству то было пить ну никак нельзя. Так что пили они горькое пиво, но из прекрасных серебряных стаканов, что нашёл Кляйбер в обозе с трофейной посудой.

А тут пришёл один из сержантов, высокий, бородатый, в руке кнут, и спрашивает:

— Господин, мне велено баб высечь, полковник послал спросить, мне тех баб сюда привести, при вас сечь?

Волков взглянул на принцессу и сразу понял, что она наказания видеть не желает; и тогда сказал:

— Нет, бей там, у дороги, но… не налегай. Помни — то женщины. Бей больше по задам, а не по спинам.

— Ага, — понимающе кивнул сержант. — По задам…

— Кожу им не рви, чтобы потом не хворали, я их ещё в Комиссию сдать хочу. Десятка ударов каждой будет вполне. Нужно, чтобы перед святыми отцами предстали они здоровыми.

— Понял, господин, — кивнул сержант и ушёл.

— Так вы их думаете святым отцам отдать? — спросила маркграфиня.

— Да, — говорит ей генерал, — как и ещё одного. Свинарь был у Тельвисов в подручных, большой злодей. Думаю, что если святые отцы возьмут с этих троих показания, то графу с графиней и их дружкам места в этих краях более не будет. Анафеме их предадут и учредят розыск.

— Розыск? — переспросила принцесса. И тут Её Высочество делает большой глоток дурного пива и как бы невзначай спрашивает:

— А что же, барон, Тельвис — графство, кажется мне, не бедное?

— Да уж не бедное, единственная дорога из Винцлау в кантоны идёт через это ущелье. И дорога та оживлённая. А граф тут две таможни поставил. И мужики здешние необычайно упитанны, барщиной вовсе не измождены. Уж и не знаю, может, какой оброк и платят, но думается мне, что вся их барщина — это только ремонт дороги. Здешним господам от мужика много не нужно было, они с дороги кормились.

Конечно, он мог добавить для убедительности, что у него в обозе несколько подвод, гружёных деньгами и серебряной посудой Тельвисов. И это только то, что Фаркаш фон Тельвисы с собой не смогли увезти, а ведь у них, по словам прислуги, и золото было. Но зачем маркграфине про то знать? И он закончил:

— Так что в доходности графства сомневаться не приходится.

Он уже начал понимать, к чему маркграфиня задала этот вопрос, так она тут же и подтвердила его догадку:

— А раз Тельвисов предадут святые отцы анафеме, так, значит, у меня есть добрый повод феод возвратить в домен фамилии Винцлау.

— Сеньор всегда может потребовать у вассала возврата феода, — заметил Волков меланхолично, сам думая при этом: «И вассалу придётся поместье вернуть, если, конечно, он не построит хороший замок на берегу большой реки, о который сеньор может и зубы поломать».

— Если сеньор не хочет раздразнить других своих вассалов, лучше ему всё-таки для того иметь хороший повод, — не согласилась с ним принцесса и продолжила рассуждения: — А какой повод может быть лучше анафемы? Ну, разве что открытое предательство.

«Нет, она точно не глупа!».

Он не успел ничего ей сказать, так как пришёл Кляйбер и сообщил:

— Господин, вода согрелась.

— Я должен вас оставить, Ваше Высочество, — сказал ей генерал, и она ответила ему:

— Барон, ненадолго, прошу вас.

— Конечно же, — ответил он и ушёл мыться.

А пока мылся, стал думать об их разговоре, о том, что доход эта дорога и вправду приносит хороший. Кляйбер ему помогал вымыться, пока фон Готт был при принцессе. А после омовений генерал почувствовал себя заметно бодрее, несмотря на то что начали сгущаться сумерки. Жаль, что одежды у него не было чистой. Ну, это он надеялся исправить завтра утром; в его карете, что осталась со слугами в трактире, был сундук с чистой и хорошей одеждой. Ещё ему придали бодрости женские крики, что доносились от дороги. Это сержант воздавал должное Жуже или Гошпе. И те кричали истошно. Бич — дело нештучное, двадцать ударов, произведённых настоящим палачом, отправляют крепкого мужика хворать, лежать на пузе месяц, пока разодранная кожа на спине зарастёт. Пусть сержант даже и бьёт женщин вполсилы, всё равно бабам сейчас несладко.