«Вон как орут. Ничего, ничего… „И по делам вашим воздам вам!“ — вспоминал он. — Надеюсь, маркграфиня слышит эти крики!».
Волков, признаться, поспал в карете во время пути и теперь хотел есть. Поэтому он торопился, к тому же его принцесса о том просила. И вскоре он уже был у костра на своих мешках. И теперь ему принесли еду, простую солдатскую. Горох с салом. И тут он подумал, что такое принцесса есть не станет, но та ела, хотя просила себе немного. И он тогда говорит:
— Ваши обидчицы получили по заслугам. Уже раскаялись, думаю.
— Я даже тут слышала, — отвечала маркграфиня. И вдруг засмеялась. — Пусть их ещё потом святые отцы с пристрастием расспросят. А я ещё порадуюсь.
Она была так задорна? Волков взглянул на неё с некоторым удивлением: что это с нею? И заметил, что женщина весела, и у неё горят глаза. А тут маркграфиня берёт свой стакан и допивает всё, что было в нём. И уже в третий раз просит кашевара, что был тут же, снова его наполнить.
«Ах вот оно в чём дело! — догадывается барон. — Пиво-то крепкое».
Глава 41
Фон Готт и ещё два солдата сидели невдалеке от костерка, что освещал их ужин. Они все чертовски устали и ждали, когда же им назначат замену, так как не спали уже Бог знает сколько, хотели есть и хотели того самого дурного пива, которое пили маркграфиня и барон. А те и не думали про них. Посему фон Готт вздыхал и думал, что вот-вот встанет и попросит у сеньора отдыха.
А принцесса тем временем рассказывала, как ночевала прошлую ночь в карете, забыв про, как обещала к этим каретам не приближаться. И говорила про удобное ложе, что устроил ей оруженосец Волкова. А тот всё устроил по дорожному обычаю, уложив в телегу мешки, а на мешки перину. Для ночлега вполне удобно, если по дороге вы не нашли нормальный постой. Они с принцессой уже закончили ужин, и женщина, болтавшая без умолку всю трапезу, в который раз благодарила его за удивительное спасение от кровавых колдунов, а под конец она не поленилась, привстала и протянула ему руку, словно в награду. Он поцеловал её руку. Он, ещё сидя подле принцессы, слушая её и глядя на неё, уже ощущал ту магическую силу женской притягательности, что исходила от неё, а тут Волков ещё и ощутил её кожу губами. А после почувствовал, как её пальцы сжали его руку. Он поднял на неё глаза. Было уже темно, а света костра мало, но даже тут он без труда различил в её лице… теплоту, а может быть, даже нежность. И женщина, как в подтверждение, ещё и взяла его ладонь и второй своей рукой.
Фон Готт и два солдата, сидевшие недалеко от её кареты, вежливо старались не смотреть в их сторону, а кашеварам, что суетились у котлов, солдатам, что получали порцию пива, явно тоже было не до них, и тогда генерал произнёс негромко:
— Возможно, вам пора спать, Ваше Высочество.
— Да, — отвечала она, и в голосе её генерал без труда уловил дрожь. — Кажется, мне и вправду пора к себе.
— Я провожу вас, — Волков встал и отпустил её руки, чтобы окружающие не подумали чего.
Но провожать нужно было едва ли десять шагов, и он довёл принцессу до её кареты, откинул ступеньку и открыл ей дверцу.
— Прошу вас, Ваше Высочество.
Она взошла в карету, а он поднял ступень и закрыл за нею дверь. И тут маркграфиня выглянула в окошко, её взгляд был полон удивления: барон, а вы? И тогда он ей сказал, мягко и с намёком в голосе:
— Ложитесь спать, Ваше Высочество, у меня есть ещё одно маленькое дельце.
Она явно ничего не понимала, но он только улыбнулся ей и снова поцеловал руку. Нет, ни в коем случае он не собирался упускать свой шанс. Тем более, что эта женщина ему нарвалась, просто генерал не хотел забираться ночью в карету принцессы на глазах у её стражей и кашеваров с солдатами. А посему… Попрощавшись с нею для вида, он прошёлся по лагерю, но недолго, уж больно его влекло к ней. Потом генерал пошёл обратно, но на сей раз подошёл к карете с тёмной стороны. Увидел её лицо в полумраке. И, убедившись, что на него никто не смотрит, открыл дверцу и быстро забрался внутрь.
И тут же почувствовал её запах, запах женщины и… пива. Она сама, первая, протянула к нему руки, обняла его за шею очень крепко, словно боялась, что он убежит, и поцеловала в губы так страстно, как его не целовали уже давно. Потом оторвалась и сказала:
— А я уж думала, что вы не вернётесь.
Он даже не успел ей ответить, она снова стала его целовать, да так, как будто не целовала никого уже много лет. А он меж тем стал комкать её юбки, собирать их, чтобы забраться под них. Не без труда в тесноте и темноте, но он смог проникнуть рукой под её одежды и прикасаться пальцами уже не к гладкой материи нижней рубахи, а к её нежной коже, что была выше чулок.