Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Неужто испортился? — удивилась принцесса. — Я его перед самым выходом из крынки достала.

— Сыр хорош, — ответил ей генерал. Он не удержался, взял и оторвал ещё один длинный кусочек от головки. — Да уж больно солон, жажду вызовет, а воды у нас, — Волков кивнул на кувшин, — всего-то ничего, и вина нет вдоволь напиться. Так что сыра не ешьте, а то измучаетесь после.

Этот совет ни у кого радости не вызвал, сыр был на вид роскошен. Но к рекомендациям своего командира, люди его знали, уж лучше прислушаться.

Глава 17

Сам он, пока ел, думал об уехавшем верховом: «Неужто и вправду поехал за помощью?».

От мыслей таких становилось ему тревожно на душе, но Волков был опытным человеком и прекрасно знал, что, сидя в осаде, нужно и самому предпринимать что-то. Нельзя только ждать, опустив руки, такое ожидание будет сродни безвольному смирению, согласием со своей невесёлой участью. И генерал стал подумывать о новой вылазке. Правда, тяжёлая схватка у горящей поленницы его кое-чему научила.

«Нет, нужно будет выходить в ночь. И скрытно».

Но эти его мысли прервал Кляйбер.

— Хороших тряпок у нас на верёвки не осталось. Осталась одна гниль. Начинаешь вертеть её — она рвётся, — он, сидя напротив, поднял кусок материи, что был тут же, и показал его генералу. — Вот, труха! — кавалерист начал скручивать ткань руками и показывать, как в ней рвутся нитки. — Вещь никчёмная. А нам надо бы ещё немного.

Волков взглянул на то, что у них уже было: новая, крепкая на вид, хоть и не очень толстая верёвка была сложена у стены. А Кляйбер, закинув в рот последний кусок своего хлеба, продолжал:

— Ежели исподнее своё снимем да пустим его на полосы, то должно хватить. Там нам нужно-то малость, два аршина… Как раз чуть до земли останется. Там и спрыгнуть можно будет.

Все уставились на него, фон Готт даже жевать престал.

— Исподнее на полосы пустить? А потом что? Гамбезон прямо на голое тело надевать?

Вопрос был на самом-то деле не такой уж и праздный. Чувствовать грубую ткань стёганки на разгорячённом в такую жару и мокром от пота теле на протяжении целого дня — удовольствие, мягко говоря, не самое большое.

— А что же делать? — Кляйбер закинул в рот последние крошки отведённой ему еды и взял кувшин. Аккуратно, чтобы не пролить ни капли, стал наливать из него воду в гнутую чашку. — Верёвки до земли не хватает пяти аршин… — он налил себе воды и прежде, чем выпить её, закончил, покачав головой, как бы сомневаясь: — Пять аршин многовато будет; если с такой высоты прыгнуть — лытки можно поломать, — и так как никто ему не возразил, он выпил воду и закончил: — А со сломанными лытками опосля валяться до утра и ждать, пока холопы колдунов тебя сыщут — оно дело невесёлое. Да уж…

Все расположились, можно сказать, у ног Её Высочества, так как она одна восседала на скамеечке, а Волков, его оруженосцы и кавалерист сидели на полу вокруг расстеленной небольшой скатерти, на которой лежала еда. И генерал прекрасно видел, как из-под юбки маркграфини на полпальца выбивается край отличной полотняной нижней рубахи. Также и на рукавах и по груди её торчала поверх платья крепкая и почти белая материя.

«Кляйбер, мерзавец, неспроста завёл этот разговор. Отдавать исподнее всякому воинскому человеку, да ещё в такую жару, — дело неприятное, потрёшь себе всё везде уже к концу дня. А вот забрать нижнюю рубаху у принцессы… Он специально завёл этот разговор сейчас. Впрочем, многие девки в деревнях, те, что из бедноты, так и носят одежду без нижних юбок и рубах… Но то бедные девки из деревень, а то владычица целой земли».

И тут генерал ещё раз глядит на подол платья маркграфини и вдруг… он замечает на нижней юбке, на том крае, что со спины, два небольших пятна бурого цвета.

«Кровь? — генерал почувствовал некоторое волнение. — Неужели тот раз, когда ей в юбки залетел болт, он задел её? Чёрт, она даже вскрикнула, и тогда я подумал, что это от неожиданности! Видно, не совсем!».

— Кляйбер, — говорит генерал, — собирай еду, снеси её вниз. Господа, можете выпить по чашке воды. А потом спуститесь вниз, там лежит этот здоровенный мертвяк, с него можно набрать тряпок для верёвки.

— О! — воскликнул фон Готт. — И то верно. Пойдём взглянем, Хенрик.

— Я сейчас… — говорит им кавалерист. — С вами пойду.

Волков же оставил флягу с вином при себе; он налил в чашку немного и протянул вино принцессе.

— Ваше Высочество, у вас… Кажется мне, вы были ранены, когда мы шли по стене. У вас кровь на одежде.

— Самую малость, — отвечала женщина, принимая от него чашку с вином и делая глоток из неё. — То безделица.

— Я бы хотел взглянуть на рану, — говорит ей генерал.

И тут маркграфиня усмехнулась:

— А вы ещё и лекарь, барон?

— Я видел сотни ран, у меня у самого их было немало, я как-то разбираюсь в них, — барон бы мог сказать, что его давний товарищ считается одним из лучших лекарей в графстве Мален, а за его мази и снадобья люди платят немалые деньги и приезжают за ними издалека. И что Волков многому научился у него. Но это звучало бы как хвастовство, и поэтому он лишь сказал: — Мне нужно увидеть её.