Читаем Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы полностью

— Эшбахт! — сразу предложил оруженосец.

— Хорошо, «Эшбахт», — согласился барон, засовывая себе за пояс, за спину, топор, а после беря в руки большую глефу великана.

«Оглобля с тесаком на конце, тяжеленная вещь, такой долго не поработаешь, — он глядит на копьё в руках оруженосца. — Нет, пусть будет у него, я уж как-нибудь».

— Всё, открывайте, — говорит он, и фон Готт дёргает тяжкий засов на двери, что ведёт на южную стену, к воротам.

Факел, что не пропитан как следует, будет больше дымить, чем светить. Вот и тот факел, что нес Кляйбер, едва светил, но и этого хватило, чтобы его заметили снизу.

— Огонь! Огонь на стене! — неистово заорал кто-то. И крик этот был переполнен ненавистью. Человек орал что есть силы. — Он идёт к приворотной башне!

И тут же Кляйбер вскрикнул:

— О! — и этот короткий возглас сразу натолкнул генерала на мысль, что это опять… Он оборачивается к кавалеристу.

— Что? Арбалет? Ты ранен?

«Господи, только не это!».

— Нет… — сразу откликается Кляйбер, — нет, ничего, не ранен, в кирасу попали.

— Пошли быстрее! — Волков вырывает у кавалериста факел так, как будто тот виноват, что в него прилетел болт.

Теперь нужно было торопиться, и он зашёл из темноты улицы в кромешную темноту башни; и тут уже, какой бы ни был плохой и чадящий факел, но без него нельзя было обойтись никак. Генерал стал подниматься на самую верхнюю площадку, туда, где был барабан и подъемный ворот моста с толстыми канатами, он шёл быстро, а Кляйбер спотыкался и матерился в темноте сзади.

Наконец Волков добрался до барабана, на который наматывался канат, прикреплённый к цепям, что непосредственно тянули подъёмный мост замка.

— Может, рубанём канаты? — предложил кавалерист. — За ночь они их точно не свяжут.

Волков на секунду задумался и потом ответил:

— Мост они всё равно открыть тогда смогут… Нет, нужно вот что сделать.

Он вытащил из-за пояса топор и воткнул его так, чтобы барабан уже не мог проворачиваться, а значит, и опустить мост было нельзя; и сказал Кляйберу:

— Пошли, нужно торопиться, пока они не поняли. Потом мне сюда ещё возвращаться.

Теперь они спускались, почти бежали вниз, и когда вышли на стену, Волков спросил у Кляйбера:

— Ты всё помнишь? Помнишь, что сказать Брюнхвальду?

— Да уж не волнуйтесь, господин, — отвечал ему кавалерист, скидывая верёвку со стены. — Вы, главное, не пустите их сразу за мной, дайте отбежать.

— Не пущу, не пущу, — обещал ему генерал. — Они, может, и не заметят, что ты ушёл, — факел они оставили в приворотной башне и всё делали в темноте, — а что ворота я не даю им раскрыть, так, может, то из-за серебра. Чтобы не вывезли.

Кляйбер размотав верёвку и, отдав конец Волкову, стал на краю стены и заглянул в темноту.

— Не видно ни черта.

— Не бойся; главное, чтобы верёвки хватило, — Волков торопился, он боялся, что солдаты, что уже метались по двору с факелами, поймут, что они затеяли, и войдут наконец в приворотную башню. — Думай о награде, так будет легче бежать.

— Там у ворот калитка есть, — напомнил кавалерист. — Ворота не откроют, так через неё попробуют.

— Не волнуйся. Я пригляжу за нею, да и высоко там, человек-то из калитки слезет в ров, а лошадь никак не спрыгнет, — уверял его Волков. — Иди, да хранит тебя Бог.

— И вас храни Господь, — отвечал ему кавалерист и, растрогавшись на прощание, добавил: — Лучшего командира у меня не было.

— Давай, друг, давай! — сказал генерал, он уперся ногой в зубец стены и держал конец верёвки намотанным на левую руку, пока Кляйбер спускался. И казалось генералу, что кавалерист просто повис на верёвке и лишь немного раскачивается на ней.

«Что же он так долго? Уже и руки устали».

И тут снизу донёсся шум, а потом верёвка ослабла, так что генерал едва не упал.

— Ну как ты? — тихо спросил он, заглядывая в темноту.

— Я жив, ноги целы. Пошёл я! — донеслось снизу.

— Удачи тебе, Кляйбер.

Волков быстро смотал верёвку — может, ещё пригодится — и, взяв гигантскую глефу, вернулся в приворотную башню. И вовремя! Он увидел свет, что проникал в башню с противоположного входа со стены; два солдата, они шептались между собой, заглядывали в башню в раскрытую дверь.

«Надо было не торопиться и первым делом закрыть все двери, кроме одной; впрочем…».

Волков затаился у лестницы так, чтобы не попадать в свет солдатского факела, взял эту чертовски тяжёлую глефу поудобнее. Стал ждать удобного момента.

А тут снизу, из той двери, что выходила из башни во двор, кто-то крикнул:

— Эй, Гурми, ну что там?

Снизу тоже были солдаты с факелами, но и они боялись входить в темноту.

— Чего? — отозвался тот солдат с факелом, что был буквально в четырёх шагах от генерала.

— Видишь кого?

— Никого я не вижу!

— А должен видеть… Куда-то же он делся… По стене шёл же!

— Да никого я не вижу!

— А ты вошёл в башню?

— Нет!

— Так что же ты, осёл… — видно, снизу кто-то злится. — Заходи немедля и скажи, есть кто в башне?

— Так сами зайдите, вам же снизу сподручнее… — отзывается Гурми.

«Это хорошо. Пусть больше препираются, Кляйбер дальше отбежит».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Проза / Историческая проза
Темные силы
Темные силы

Писатель-народник Павел Владимирович Засодимский родился в небогатой дворянской семье. Поставленный обстоятельствами лицом к лицу с жизнью деревенской и городской бедноты, Засодимский проникся горячей любовью к тем — по его выражению — «угрюмым людям, живущим впрохолодь и впроголодь, для которых жизнь на белом свете представляется не веселее вечной каторги». В повести «Темные силы» Засодимский изображает серые будни провинциального мастерового люда, задавленного жестокой эксплуатацией и повседневной нуждой. В другой повести — «Грешница» — нарисован образ крестьянской девушки, трагически погибающей в столице среди отверженного населения «петербургских углов» — нищих, проституток, бродяг, мастеровых. Простые люди и их страдания — таково содержание рассказов и повестей Засодимского. Определяя свое отношение к действительности, он писал: «Все человечество разделилось для меня на две неравные группы: с одной стороны — мильоны голодных, оборванных, несчастных бедняков, с другой — незначительная, но блестящая кучка богатых, самодовольных, счастливых… Все мои симпатии я отдал первым, все враждебные чувства вторым». Этими гуманными принципами проникнуто все творчество писателя.

Елена Валентиновна Топильская , Михаил Николаевич Волконский , Павел Владимирович Засодимский , Хайдарали Мирзоевич Усманов

Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Попаданцы
Перуновы дети
Перуновы дети

Данная книга – не фэнтези и не боевик на славянскую тематику. Она для вдумчивого читателя, интересующегося историей и философией древних славян, знакомого с «Велесовой книгой». Роман представляет собой многоплановый экскурс в различные временные пласты, где прослеживается история создания, потери и нового обретения древнейших славянских текстов-летописей.Первая часть романа, «Деревянная книга», повествует о находке дощечек с неизвестными письменами в имении Донец-Захаржевских под Харьковом во время Гражданской войны. Действие охватывает начало и середину XX века, – древнеславянскими униками занимаются художник Изенбек и литератор Миролюбов.Вторая часть, «Перуновы дети», знакомит читателя с событиями и личностями Древней Руси X века – волхвом Велимиром, старым воином Мечиславом и его учеником Светозаром. Рассказывается о создании деревянных дощечек. Главным героем третьей части, «Нить времён», является бывший сотрудник спецслужб майор Чумаков, к которому после тяжёлого ранения приходят странные видения. Пропуская через себя древнее, он становится жрецом современности.

Валентин Сергеевич Гнатюк , Юлия Валерьевна Гнатюк

Проза / Историческая проза / Современная проза