Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Воровство? — Волков берёт из новой корзины серебряный кувшин удивительной работы. Рассматривает его со всех сторон. И говорит без всякой злобы, а скорее задумчиво: — Кляйбер, а ну-ка дай этому ублюдку в рыло разок.

Кляйбер, не задумываясь ни секунды, сильно бьёт старосту в зубы.

— О-о, — стонет мужик и хватается за разбитое лицо. Отводит руку и видит на ней кровь. — За что, господин?

— Чтобы знал, что болтаешь! — назидательно говорит ему генерал. — Я не вор, я не ночью в твой дом прокрался, я лица своего не прячу, и имени тоже. Если спросят тебя твои хозяева, где серебро, так ты ответь, что забрал его Иероним Фолькоф из Эшбахта, барон фон Рабенбург. Впрочем, они меня и так знают уже. Они тебя и спрашивать не будут.

А тут в кладовую пришёл сержант с тремя солдатами.

— Господин, майор Вилли велел серебро в мешки разложить и на двор, в телеги сносить.

— Да, начинайте, — говорит Волков и добавляет, хорошо зная солдатский характер. — И не вздумайте хоть монету украсть. Узнаю — худо будет.

— Не волнуйтесь, господин, — весело отвечает ему один из пришедших солдат. — Не узнаете.

Волков погрозил ему кулаком и уже стал думать, что скоро пойдёт из деревни обратно, с деньгами, как тут прибегает ещё один солдат и докладывает:

— Господин, там мы одного мужика схватили, он по задворкам, по тропке, в горы бежал, так он плакать стал, просит, чтобы не убивали.

— Не убивали? — переспрашивает генерал. Он поначалу не понимает, о чём говорит солдат.

— Мы додумались, что он из холопов дворовых, — поясняет ему солдат, — что при колдунах были; как наших, подлец, увидал, так думал в горы бежать. Никто за ним не погнался, а арбалетчики болты в него покидали и попали в ляжку, он с горы и сполз, теперь скулит лежит, просит не убивать.

Надо было Волкову отмахнуться: мол, делайте с ним, что хотите, — может, на том всё и кончилось бы, но он решил пойти посмотреть мужичка. Тем более что мужик тот был недалеко.

Генерал сел на коня и доехал до хода меж заборами, где было несколько солдат, полдюжины местных баб и детей и раненый.

То был крепенький мужик, ещё не старый, в хорошей одежде и хороших, крепких башмаках. Он лежал на левом боку и держался за ногу перепачканной кровью рукой. Свой болт из него арбалетчик как раз достал и теперь протирал его травою.

— Вот он, господин, — сказал один из солдат, — денег полный кошель был, а сам тишком, тишком меж огородов и как кинется на гору.

Мужик, прикрывая рукой чёрное пятно на бедре, приподнял голову, взглянул на Волкова, кажется, узнал его и вдруг сказал, попросил тоскливо:

— Не убивайте меня, господин.

— Почему же я не должен тебя убивать? — барон сразу сообразил, что нужно делать. — Есть ли у меня причина не вешать тебя на этом вот дереве? — он указал пальцем на деревце, что росло тут же, у тропинки, что вела на пригорок.

— Я просто был конюхом, — произнёс мужичок.

— Нечестивым прислуживал, — резюмировал генерал. И покачал головой. — Нет, нет тебе прощения, пришло время воздаяния.

— Погодите, — конюх приподнялся на локте, — Я скажу вам, где прячется Хуммель и где прячется Айгартен.

— Айгартен, — Волков стал вспоминать, где слыхал это имя и вспомнил. — Айгартен… Это свинарь господский?

— Да, Ёшка-свинарь, и повар Хуммель, они оба у господ в чести были. Оба для них старались. Господа их, сволочей, баловали, и одеждой, и серебром.

С запада, должно быть, шёл уже к сожжённому замку Тельвис отряд горцев, и все эти свинари и повара колдунов были Волкову абсолютно не надобны. Ему бы серебро погрузить — да бежать обратно к лагерю. И чёрт с ними, с холуями нечестивцев… Легко бы он пошёл к лагерю с телегами, полными серебра и серебряной посуды, зная, что в лагере его ждёт очень аппетитная принцесса.

Да, вот только так поступить никак Волков не мог. Ничего так просто ему в жизни не давалось. Не мог он уйти, всё-таки он Инквизитор и Длань Господня. И эти четверо солдат и два арбалетчика, что были тут с ним, Кляйбер и два кавалериста, все ждали от него… воздаяния. Все уже знали, что творилось в том замке, который они вчера перед уходом подожгли, и все его люди были уверены, что подвернись их генералу под руку нечестивые, никто не уйдёт целый. Скорее всего, именно эта вера людей и вдохновила его самого, и он произнёс:

— А ну-ка, берите подлеца, пусть покажет, где прячутся любимцы нечестивых господ.

И солдаты, как ждали его приказа, сразу схватили завывшего от боли конюха и поволокли его к дороге. А тот, помогая здоровой ногой, причитал только:

— Полегче, господа солдаты, полегче, а то рвёте мне ляжку.

— Не кряхти тут, собака; его тащат, а он ещё кривится, сейчас так дам по рёбрам, что впереди нас поскачешь, — ругались на него солдаты, — говори, пёс, где тут упыри укрываются, ну! Живее!

Глава 37

— Там, там, — стонал конюх от грубости солдат и указывал дорогу, — вон он, угол их. О Господи!

— О Господи? — ехавший рядом генерал услышал его причитания. — Чего это ты, сволочь, Господа вспомнил? В замке жил — наверное, и не вспоминал, а тут вдруг…

Но раненый даже не взглянул на Волкова, он только кивнул на дом впереди: