Инквизитор. Книга 14. Божьим промыслом. Пожары и виселицы

— Господа, — мужик находится в полном недоумении. Вторжение явно оказалось для него неожиданностью. — К чему это всё? Отчего вы приехали ко мне? Баб моих переполошили…

Волков на него не обращает внимания, едет по двору, а солдаты уже тут и деловито заходят в дом. Один крупный мужик, может, то был сын старосты, встал в проходе на пути у пары солдат, дескать, куда это вы, и тут же так получил по лицу древком копья, торцом, что кровь на стены брызнула. А когда мужик упал в проходе, солдаты просто стали переступать через него и заходить в дом.

— А-а-а!.. — заорала баба, кидаясь к упавшему мужику, хотела было оттолкнуть одного из солдат, но тот дал ей оплеуху, да такую, что у дуры чепец с головы слетел. И то правильно, чтобы понимала.

— Хе-хе-хе… — смеётся Кляйбер и говорит сержанту мушкетёров, что едет рядом: — Непуганые они тут, я смотрю.

— Да как же так! — причитает румяный, видя, как злые, опасные пришлые люди разбредаются по его прекрасному, ухоженному и чистому двору, заглядывают в коровники, идут в конюшни… в дом! В его дом заходят! — Что же это происходит, господа, кто вы такие?

Но вместо ответа он получает вопрос; майор Вилли, остановившись рядом с ним, спрашивает заносчиво, но при том не глядя на собеседника:

— Ты здешний староста?

— Я, — сразу отвечает мужик. — Я, господин.

— Имя? — холодно продолжает молодой офицер, и Волков замечает, что Вилли эту холодную интонацию высокомерного господина подметил у него самого. Генерал едва заметно усмехается.

— Михель, Михель Кумсмаер, — кивает мужик.

— Колдуны Тельвисы вынесли из замка добро, оно у тебя? — продолжает майор.

— Да нет… — староста качает головой. — Ничего у меня нет.

Но произносит он это неуверенно, так неуверенно, что даже молодой ещё человек майор Вилли замечает, что он врёт, и уверяет его:

— Будешь брехать — повесим.

— Так это… — мямлит Михель Кумсмаер. — Господа были надысь, да… привозили что-то. Так они это… уехали. Тут же…

Всё это звучит неубедительно, и тогда сержант мушкетёров, заехав за спину старосты и взяв его за шею, добавляет для бодрости:

— Мужик, я повешу тебя на вот этих твоих воротах, я вешать люблю. Только соври ещё раз.

Но старосте врать больше не пришлось, во двор из дома выглянул один солдат и прокричал:

— Господин, нашлось серебро!

— А-а, — только и смог вымолвить староста — и тут же получил кулаком по голове, для острастки, чтобы впредь не врал.

Волков слез с лошади и пошёл в дом за солдатом, что повёл его к большой кладовой за толстой дверью с петлями для замков. Тут серебро и было. Сундуков для него не нашли и сложили в какие-то кадки, деньги лежали «с верхом», они были повсюду, ещё монеты были в вёдрах и в мешках. А кроме того, тут же в больших корзинах лежала серебряная посуда. Только серебряная, никакого стекла. Кубки, блюда, тарелки, кувшины торчали из корзин. Всё очень хорошей работы, но сложено в корзины дурно, просто свалено. И тех корзин тут у стены стоял десяток. И серебра тут было… много. Реально много.

Вытиравший то и дело, видно от волнения, губы староста стоял рядом с генералом, и Волков осмотрев всё это, хочет узнать, сколько тут монет, и спрашивает у него:

— Твоё?

— Да откуда, — машет рукой Михель Кумсмаер. — Господское всё.

— Господское? — Волков идёт по кладовой, подходит к одной кадушке, загребает пятернёй полную пригоршню монет и спрашивает. — Деньги считаны?

— Деньги? — староста качает головой. — Нет, не считаны.

— Да как же так? — удивляется генерал, бросая монеты обратно. — И посуда не описана?

— Нет, — качает головой староста, — ничего такого. Господа просто привезли и спросили: есть куда сложить? Я сказал, что сюда можно.

— О, видно, господа твои тебе доверяют. — Волков смотрит на старосту. — И что? Они даже не побоялись, что ты украдёшь себе немного.

Тут староста ещё больше испугался:

— У наших господ лучше не воровать — узнают. Обязательно узнают. И накажут.

— Накажут? — Волков идёт дальше и берёт одну красивую чашу из корзины.

— Шкуру снимут, — отвечает староста. — С живого. Пока не снимут, помереть не дадут. Или просто в землю живым закопают. Это если добры в тот день будут.

— Понятно, — генерал кладёт чашу обратно. — Значит, колдуны вороватых не жаловали, — он оборачивается к Вилли, что стоит у в дверях кладовой. — Майор, нам нужны телеги и лошади. Думаю, у этого честного человека найдётся и то, и другое, — он снова смотрит на старосту. — Что, Михель Кумсмаер, есть у тебя лошади? Есть крепкие телеги?

Тот вздыхает:

— Что? Заберёте?

— Заберём, — за генерала отвечает Вилли. — Телеги нам нужны.

— Значит, и богатства заберёте?

— Да уж вам не оставлю, — смеётся генерал. Он за этим сюда и тащился всю ночь.

— Получается… — староста подбирает слова. — Господа приедут и спросят с меня, а я что? Мне как быть? Нечестно так! — насупился мужик. И потом говорит с упрёком: — И что же вы, господин, — телеги с лошадьми заберёте, так полбеды, вы же ещё заберёте у меня всё богатство господское, а господа приедут, и что? Кому придётся отвечать за ваше воровство? Мне же опять!