С глаз медленно сползает кровавая пелена, возбуждение сменяется приступом вялости и апатии. Показать слабость стыдно, так же стыдно, как показать страх, и Клитин берёт себя в руки, восстанавливает порядок в роте – оказалось, в уничтожении отряда фашистов участвовал только второй взвод и машины ротного и политрука. С десятиминутной задержкой танки третьей роты снова идут вперёд.
Огневые позиции дивизиона итальянских пушек танкисты обнаруживают издалека, орудия стоят посреди поля, в неглубоких окопчиках. Вопреки ожиданиям Клитина, боя нет – прислуга бросила батареи, как только услышала рёв моторов и лязг гусениц. Только мелькнул на подъёме силуэт уходящей на большой скорости легковушки. Вслед ей ударило несколько выстрелов, но стрельбу останавливает Барышев. Комбат вкладывает в крик всю силу командирской страсти:
— Не стрелять по моей новой машине!
И до самого непонятливого сержанта доходит — автомобиль удирает в Корчу, а они только что отрезали последние тропы, по которым из города можно было сбежать.
— Кто трофеи зря гробить будет — набью рожу перед строем! — на всякий случай обещает майор.
— Третий-раз, я Большой. Первому взводу занять позиции от развалин большого сарая до поворота дороги, сам со вторым стань здесь, третий верни на километр назад, там удобный холм есть. Занять оборону, осмотреть технику, доложить о потерях и повреждениях.
Лейтенант дублирует приказ, хоть вся рота его и так слышала. В армии есть порядок, который не должен быть нарушен. Открыл люк, вылез до пояса и удивился — оказывается, в башне нечем было дышать от пороховых газов, видно, заряжающий забыл включить вентилятор. Клитин вытер со лба пот, сдвинул шлем на затылок и осмотрелся. Не так уж это и страшно — воевать. Итальянцев положили множество, а потери — пара застрявших в окопах танков. Ничего, несколько тренировок пешим по-танковому, и самый тупой олух поймёт, что окопы преодолевают не вдоль, а поперёк. Греки суетятся вокруг пушек, осматривают позиции, самые ушлые разворачивают несколько орудий стволами в сторону Корчи. На гулкую, заторможенную, тягучую очередь с той стороны, куда ушли танки первого взвода сначала никто не обращает внимания. Непонятный ленивый пулемёт вроде как думает после каждого выстрела, чётко проговаривая:
— Ду-ду-ду-ду.
Потом крик в наушниках, и взрыв. Над гребнем холма, закрывшего машины первого взвода, поднимается красно-черный гриб бензинового взрыва.
— Справа, сука, справа на горе! Осколочным ему в…би! — и снова гулкие очереди автоматических зениток.
Звонкие выстрелы танковых пушек, хлопки разрывов, очереди спаренных пулемётов и снова:
— Ду-ду-ду–ду…
Младший лейтенант Беридзе наконец вспоминает о необходимости доложить:
— Трэти — раз, взвод под обстрелом, противник стреляет сверху тяжёлыми пулемётами, лоб не берёт, поломал гусеницы, достать не могу — пушки не поднимаются. Один танк потерял. Помощь надо.
Пока Клитин разворачивает машины второго взвода и ищет пути для выхода во фланг зенитной батарее, Козлоногов отводит свои самоходки дальше от гор, в воздухе шелестят снаряды его гаубиц. Стреляя прямой наводкой, на минимальной дистанции, самоходчики после третьего выстрела бьют на поражение. Выпускают двенадцать снарядов, замолкают, к СУшкам подтягиваются транспортёры.
— Ай, молодец, хорошо дал! Разбегаются! — Арчил совсем забыл правила радиообмена, но на это никто не обратил внимания.
Незамеченная вовремя батарея из четырёх автоматических зениток жалкого калибра в двадцать миллиметров уничтожила один танк и на несколько дней вывела из строя ещё четыре. При том, что стрелять вниз по склону могли только две зенитки из четырёх. Клитин с каменным лицом осматривает остатки боевой машины, разбитые гусеницы и подвески повреждённых танков.
— Расслабились, долбодятлы! Я вам такое расслабление покажу — само слово забудете!
Лейтенант сплёвывает, прячет руки в карманы — к нему вернулся страх, нелогичный и запоздалый. Окажись эта батарея на километр южнее, разлететься кучей горелых обломков мог его танк. В бою Клитин ни разу не посмотрел наверх. Мерзкая горечь во рту не даёт сосредоточится и подумать. Не страшно — всё заранее придумали люди поумнее лейтенанта Клитина. Боевой Устав не дураками писан, вечером нужно перечитать.
Как обычно, перед боем Алексея слегка потряхивает. Говорят, если покурить, становится легче, но Котовские не курят. Поэтому Лёха просто наматывает на указательный палец гвоздь-сотку, потом разматывает — пока не ломается уставшее железо. Тогда старлей достаёт из кармана следующий гвоздь — он человек запасливый и предусмотрительный. Главное, дождаться команды «По машинам», потом трястись некогда — надо драться. Ну, наконец, — Котовский рявкает на стоящих вокруг подчинённых и бросается к командирскому танку. Фигурки в мешковатых комбезах дружно бегут следом. Не все, некоторые задерживаются — подбирают с земли крученые обломки гвоздей, на память.