Иногда я лгу

– Сколько времени это займет? – гавкает Мадлен одному из инженеров.

– Немного, всего лишь поймать спутник да включить микрофон, – отвечает Джон, один из моих бывших сослуживцев.

Потом поворачивается, видит за ее спиной меня, и его лицо озаряется широкой улыбкой.

– Эмбер Рейнольдс! Как ты? Я слышал, ты теперь работаешь здесь.

Он меня обнимает, удивляя столь теплым проявлением чувств. Я тоже улыбаюсь, стараясь не выказывать охватившего меня смущения. Обнимать его в ответ желания нет, все, что мне хочется, это чтобы он меня быстрее отпустил.

– Спасибо, у меня все хорошо. Как у тебя? – отвечаю я, когда он наконец ослабляет хватку.

Что-то на это ответить Джон не успевает.

– А ты почему здесь? У тебя брать интервью никто не собирается! – произносит Мадлен, глядя в мою сторону.

– Мэтью попросил сходить с вами.

– Ну конечно.

Улыбка Джона блекнет. Он работает на телевидении больше тридцати лет и повидал не одну такую Мадлен. Знаменитости перестают впечатлять, когда у тебя на глазах ведут себя по-хамски.

– Я сейчас… надо только…

Джон возится с микрофоном, но в складках ее черного костюма не так-то просто найти, где его прикрепить, да к тому же еще спрятать батарейный блок.

– Уберите руки! – рявкает Мадлен. – Дайте вон ей, она все сделает, не зря же раньше работала на телевидении. Сегодня кому угодно позволено величать себя журналистом.

Джон кивает, закатывает глаза, стоит ей отвернуться, и протягивает мне микрофон.

– Я почти не слышу студию, – заявляет Мадлен, прилаживая наушник, когда я заканчиваю.

– Я выкрутила звук до максимума, – обращаюсь я к Джону.

– Пойду посмотрю в фургоне, может, там сбились настройки, – отвечает он, снимает наушники и отходит от камеры. А потом поворачивается ко мне и добавляет: – Ты не против?

Я вижу, он рад воспользоваться предлогом и улизнуть.

– Давай… глядишь, и с меня будет какая-то польза.

Я беру у него наушники, надеваю, слышу на другом конце голос продюсера, а когда Мадлен пора выходить в эфир, подаю ей знак. Она ничуть не смущается, и когда полагает, что на нее смотрит зритель, тут же переключается в режим заботливого посла доброй воли. Ответы без усилий слетают с ее губ – одна ложь за другой.

– Похоже, это все, – говорю я, снимая наушники.

– Ты уверена? Что-то слишком быстро.

– Думаю, да, они уже разговаривают с другим гостем.

Фальшивая улыбка тут же сползает с ее лица.

– Прошу прощения за ту смску, – говорю я.

– Ерунда.

Мадлен выглядит взволнованной и без конца поглядывает на часы.

– Если вы действительно покинете нашу передачу, у вас, по крайней мере, будет больше времени на благотворительность.

– Я никуда не собираюсь, у меня контракт, а благотворительность начинается с дома. Неужели тебя этому никто не учил? Этот придурок еще вернется, или я могу идти?

– Мне надо еще раз проверить, что вы больше не понадобитесь, – говорю я, опять надевая наушники.

Программа в ушах теперь звучит отчетливо и ясно.

– Я полагаю, привлекать внимание к проблемам несчастных детей – благодарный труд?

Этот вопрос мы с ней обсуждали уже не раз, и мне прекрасно известны все ее мысли по этому поводу.

– Тоже нашла несчастных! Да большинство из них – маленькие говнюки, хотя виню я не их, а родителей. Давно пора ввести что-то вроде теста на интеллект, чтобы выявлять тех, кто слишком туп для воспроизведения потомства, и каждого, кому не удастся его пройти, в принудительном порядке стерилизовать. В значительной части проблемы этой страны обусловлены как раз дурачьем, заселившим ее территорию своими умственно отсталыми отпрысками.

В этот момент я вижу, как из грузовичка со спутниковой тарелкой выкатывается Джон и бешено машет руками, будто пытается в срочном порядке посадить самолет.

– Думаю, теперь вы действительно можете идти, – говорю я.

– Вот и хорошо, давно пора, – отвечает Мадлен.

Не могу с этим не согласиться. Она поворачивается на каблуках и направляется к входу в здание. Я иду за ней, не в состоянии отвести взгляд от батарейного блока, все еще прикрепленного сзади на ее необъятной пашмине. Она нажимает кнопку вызова лифта, потом поворачивается ко мне и улыбается.

– А еще есть все эти шлюхи, которые залетают случайно, причем совсем не от тех, от кого надо. Вот почему Бог придумал аборты. Но, к сожалению, слишком много этих тупых сучек отказываются их делать.

Двери лифта разъезжаются в стороны.

– Ты идешь или как? – я качаю головой. – Ах да, я забыла, ты же боишься лифтов.

Мадлен закатывает глаза и цокает языком. Зайдя в кабину, она несколько раз нажимает на кнопку, чтобы двери закрылись как можно быстрее и никто больше не успел зайти. Когда я по каменным ступенькам забираюсь на пятый этаж, я чувствую себя так, будто пропустила выпуск любимого сериала. Все взгляды устремлены на крохотный кабинетик Мадлен. У нее Мэтью, они оба орут как ненормальные, поэтому каждое слово их якобы личного разговора слышно абсолютно всем, несмотря на плотно закрытую дверь.

– Что происходит? – спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно.