Иногда корабли

Почему-то летом все время на все плевать,
Небольшая бричка спрятана в перелеске.
Господа, Онегину больше не наливать,
У него дрожит пистолет и все небо в Ленских.

Самый старший Ленский сутул, невысок, сердит,

Он корректен в формулировках, но зол до дрожи.
Кстати, облако, на котором он там сидит,
Принимает то форму кресла, то форму дрожек.

Самый младший Ленский летает туда-сюда,

Вот он, машет руками, неслышно о чем-то шутит,
А на нем нелепый заляпанный лапсердак,
И к щеке прилип одуванчика парашютик.

Двое Ленских отчаянно режутся в поддавки

Но похоже, что Ленский Ленскому проиграет,
Третий смотрит на это дело из-под руки,
Солнце вспыхивает на острых фигурных гранях.

Ленский с удочкой меланхолик. «Скорей, тяни!» —

Восклицает Ленский, мнящий себя богемой.
Стайка Ленских о чем-то шушукается в тени,
Говорят, наверно, о Тане? О Геттигене?

И куда ни смотри – вот Ленский румян и бел,

Ленский взрослый и Ленский в тапочках и панамке.
Наконец у рыбака клюет воробей.
Он спускается вниз из всей этой коммуналки.

Под ногами теплые камни, трава, земля,

Он снимает очки. Аккуратно цепляет леску.
«Ну так что, – говорит – ты будешь уже стрелять?
Выбирай давай, какой тебе нужен Ленский.

Посмотри, это все бриллианты, графья, князья,

Выбирай, в кого отсюда попасть удобней».
Вот Онегин смотрит на удочку. Воробья
И на Ленского. И на солнце из-под ладони.

И зажмурив глаза, потому что такой сюжет,

Что нельзя не стрелять. В горячем июньском блеске,
Наплевав на все, в тоске и на кураже
Он стреляет в воздух. А попадает в Ленских.

Он не пьян, он не понял, он помер, он слишком мал.

Он по мокрой траве обалдело бредет куда-то.
Младший Ленский летит за ним, как большой комар,
На поляне застыли кони и секунданты.

Золотые блики скользят под густой листвой.

Пахнет медом и хлебом утреннего замеса.
Он стоит, обхватив руками замшелый ствол.
Между небом и ним удивительно много места.

Львиный реквием