Иногда корабли

После дождичка

Нас написали без черновика.
И, канцелярский мир не обанкротив,
Поставили на полку вниз торцом.
Вот так всегда – влюбиться на века,
А разлюбить в четверг, в кафе напротив,
До капуччино, после голубцов,

Как раз решая – попросить ли счёт

Или, быть может, посидеть еще.

Приходится вставать из-за стола.

Сквозь небо просочился желтый сок,
Пропитанный дождём или туманом.
Холодная осенняя смола,
С волос стекая, трогает висок.
Как, помню, в детстве говорила мама:

Испытанное средство от бессонниц —

Кусочек хлеба с маслом, с крупной солью.

Исчезли те, с кем раньше у меня

Не то чтобы душа сливалась в хоре,
Не то чтобы сердца стучали в такт,
Но те, кого не нужно догонять,
Кого не нужно дожидаться в холле,
А с кем шагаешь рядом просто так.

Да, дело не в созвучии сердец,

Но просто не с кем рядом посидеть.

Да, я и впрямь хочу всё время спать.

Присыпал дождь глаза солёной крошкой,
А солнце соком смазало слова.
Спасибо, мама. Проданы места,
У каждого своя суперобложка,
И в оглавленьи главная глава.

У всех своя особенная стать.

Нам есть, где встать. Нам можно просто спать.

На полках книги жмутся всё тесней —

Так люди на трамвайной остановке
Смущенно дышат в чей-то капюшон.
Он пахнет псиной, словно мокрый снег,
Свечой, слезой, соломенной циновкой,
Швом, шорохом, простым карандашом.

Лови свой шанс, точнее свой трамвай.

А книги не спасти – не открывай.

Не открывай, не спрашивай: «Кто там?»

Аминь, своя страница ближе к тексту,
Когда твой том стоит на перекрёстке —
Он непременно будет разорён.
Пройдется ветер по твоим листам,
Растащит на цитаты без контекста.
Огонь придёт – весь город будто в блёстках
Твоим последним светом озарён.

Потащит по ногам, по мокрой жиже,

Взовьется пеплом всё, что хочет вверх.

Вот так всегда – не знать любви полжизни,

А полюбить – как водится – в четверг.

«Солнце сеет по небу мелкое просо…»

Памяти Александра Руманова,

который никогда никому не делал зла