Инопланетянин в гипсе (СИ)

гипсе? Кстати, кто ему волосы покрасил? Случайно, не ты?

- Случайно, я, - не сдержала я смеха, - но я причастна лишь косвенно. Я дала ему статуэтку, которую две девицы, любящие оригинально пошутить, поставили среди глиняных безделиц моей датской подруги. Это был муляж с ядовито-зелёной краской. Макс блондин, и результат вы имели честь видеть на его волосах. Над ним теперь весь коллектив посмеивается, а уголовники хихикают на его допросах. А как бы вы

отреагировали, если бы вас следователь с зелёными волосами допрашивал?

- Трудно сказать, - улыбнулся Павел Николаевич, - перспектива допроса меня совсем не вдохновляет, но, думаю, смеха бы не сдержал, точно.

- Вот именно, - вздохнула я, - серьёзная организация, а у майора на голове ирокез, как у панка. Волосы встали дыбом, словно его током шарахнуло, краска такая, да ещё и не смывается. Проказницы объяснили, что сойдёт она только через три месяца, но дыбом волосы ещё долго простоят.

Павел Николаевич рассмеялся, пришёл в чудесное настроение и попросил молоденькую стюардессу принести нам по бокалу шампанского.

- Подождите немного, - вежливо ответила она, - сейчас самолёт взлетит, и я всё сделаю, раньше не положено.

Когда мы воспарили, я тут же стала дёргаться. На шампанское, свежую клубнику, и ванильный зефир я взглянула нервно, но всё же выпила с Павлом Николаевичем.

- За удачное завершение дела, - сказал он, чокаясь со мной, - что-то ты напряжённая. Что с тобой?

- Не люблю летать, - пояснила я, - и ничего поделать с собой не могу. Я себя на высоте некомфортно чувствую.

- Ничего, лететь не так уж долго, - вздохнул он, - с Америкой или Австралией было бы хуже.

- Да уж, - пробормотала я, вынимая из сумочки сборник стихов Омара Хайяма.

- А восточные стихи, значит, успокаивают? – хмыкнул Павел Николаевич.

- Есть такое дело, - улыбнулась я, - или философия Нитше.

Остаток пути я читала стихи, пыталась сама сочинять по

планшету. Выдала пару сонетов, которые у меня получились на редкость красивые на нервной почве, и показала их новоиспечённому супругу. Тот оценил их красоту по достоинству, сказав, что я талант, а я покраснела.

Я не люблю, когда меня хвалят, точнее, когда говорят, что я талант. Я всякий раз начинаю нервничать. А вот конструктивную критику, пожалуйста, воспринимаю легко. Может, дело в том, что я сама не считаю себя талантом? Мне просто нравится сочинять стихи, а всё остальное шелуха...

Я иногда заглядываю в литературную группу в Москве, но, сказать по правде, я там не прижилась. Мне сразу дали понять, что я не того полёта птица.

Я журналистка, главный редактор, номинант премий, а они – обычные люди, которые занимаются графоманией. Нет, я не сама до этого додумалась, мне это подсказали, но была с этим полностью согласна.

Меня за мои образные стихи тут же раскритиковали, словно почувствовали в новичке соперника. Нет, вначале, когда я только туда пришла, отнеслись мягко, приняли, а, узнав, что я издательский работник, захотели книг на дармовщинку.

Конечно, я уклонилась от предложения, не отказывая, но и не обещая. А вот к моим стихам они отнеслись весьма прохладно. Говорили, что я увлекаюсь самолюбованием, что мне не хватает насыщенности.

Выслушав эти благоглупости, я выпала в коридор обескураженная. Вдруг кто-то легко тронул меня за локоть.

Я обернулась, и увидела мужчину лет от пятидесяти пяти до шестидесяти. Худощавый, высокий, я машинально отметила длинные, тонкие пальцы, значит, либо музыкант, либо художник. Приятная, интеллигентная наружность, благородство во взгляде, и какая-то теплота, которой не увидишь сейчас в глазах москвичей...

- Девушка, можно к вам обратиться? – вежливо спросил он, слегка заикаясь, он имел дефект речи.

- Да, конечно, - уныло ответила я, пребывая в скверном настроении после общения с корифеями.

- Меня зовут Ганибин Альберт Романович, я здесь случайно оказался, но слышал, как они вас разнесли.

- Ничего, - вздохнула я, - значит, я не поэт, а так, рифмоплёт на

выезде.

- Нет, - он взял меня под руку, и мы медленно двинулась на выход из Дома Литераторов, - вы поэт, настоящий, с большой буквы, просто ещё очень молодой и неопытный, а они злятся на вас за вашу талантливость. Вам нужна хорошая школа, а эти – злобные графоманы, страдающие синдромом большого города.

- Это как? – заинтересовалась я.

- Вы же слышали, какие у них стихи.

- Тяжёлые, - признала я, - много лишнего, отчего теряется смысл.

- Вот, вы сами видите, - улыбнулся он, - я вижу уютный скверик, пойдёмте туда.