Иностранный шпионаж и организация борьбы с ним в Российской империи (1906–1914 гг.)

После окончания Русско-японской войны российские военные и гражданские власти на местах порой относились к китайским подданным с подозрением. В них «мерещились» потенциальные японские шпионы. В формировании этого стереотипа сыграли свою роль не только китайцы, оказывавшие услуги японской разведке по собственной инициативе или по принуждению. Жизнеспособность самого мифа об антропологическом сходстве китайцев и японцев (который в военное и послевоенное время не прекращали эксплуатировать) стимулировалась как с русской, так и с японской стороны. По сведениям, сосредоточенным в некоторых отечественных архивах, японский Главный штаб прибегал к шпионским услугам сородичей (китайских подданных) в России вплоть до начала Первой мировой войны[440].

Однако еще до начала военной катастрофы 1914 г., минимизировав зависимость от японской разведки, носившей не столько межведомственный, сколько частный характер, Китай приступил к расширению скрытного влияния на Дальнем Востоке. Соседствуя с северокитайскими провинциями, этот обширный регион, богатый природными ископаемыми и биоресурсами, представлял геополитический и геоэкономический интерес для многомиллионного государства.

Не имея опоры на превосходящую наступательную военную и морскую силу, ввиду ее отсутствия в межвоенный период, Китай пошел лишь по пути «мирного завоевания» (демографической экспансии) малозаселенной и слабо охраняемой восточной окраины России. Благодаря имевшимся огромным внутригосударственным людским ресурсам, к 1907 г. в Приморскую, Амурскую области и на о. Сахалин переехали жить и работать 83 374 китайца[441]. К 1910 г., согласно официальной российской (региональной) статистике, китайское население Приморья (Владивосток, Хабаровск, Никольск, Николаевск) увеличилось до 46 519 человек[442]. В январе 1913 г. на 53 923 русских мужчин и женщин Благовещенска (административный центр Амурской области) приходилось 3 959 китайцев (т. е. каждый тринадцатый житель города был выходцем из Китая)[443].

По данным китайских исследователей, за 1906–1910 гг. на русский Дальний Восток и в Сибирь из Китая выехало 550 000 жителей «Поднебесной». В течение этих же пяти лет назад возвратилось лишь 400 000 китайцев, в то время как около 150 000 оставались в России[444].

Грандиозная социальная мобильность подданных Китая, прежде всего в Приамурье, объяснялась не только стремлением к открытию новых возможностей для самореализации (здесь трудовые мигранты находили множество рабочих вакансий и заработки, превышавшие те, которые они имели на родине), но и необходимостью учета внешнеполитических предпочтений их национального правительства. В подтверждение сказанного сошлемся на два факта. Первый: как следует из секретного донесения № 68 российского посла в Пекине И. Я. Коростовца от 2 апреля 1909 г., китайцы готовы не только не запрещать, но и поощрять миграцию, так как переселенцы, сохраняющие связь с отечеством, «являются источником экономического и политического влияния»[445]. Согласно второму факту, высшее руководство Китая в силу конъюнктурных соображений могло управлять миграционными потоками. «Из Владивостока телеграфируют в столичные газеты про массовый отъезд китайцев, несмотря на крупную заработную плату. Объясняют предписанием из Пекина…»[446].

Стихийно складывавшаяся масса переселенцев (торговцев, ремесленников, артистов, старателей и др.) избирательно была использована китайской разведкой для скрытного (легендированного) передвижения и сбора визуальных данных об обороноспособности России. Одной из ближайших целей китайцев стало настойчивое изучение системы стратегических коммуникаций в непосредственной близости к своим границам. Так, в приморской прессе печатаются заметки о неоднократных задержаниях китайских агентов на российском участке Китайской Восточной железной дороги: одни из них пытались срисовывать или сфотографировать мосты, другие сумели получить чертежи этих мостов[447].

Не меньший интерес китайцы проявляли и к военной сфере Владивостока и других городов Приморья. А. Буяков, опираясь на материалы дальневосточных архивов, считает, что китайская разведка прибегала к услугам проживавших там соотечественников не единожды[448].

Вместе с миграционными потоками, устремившимися в дальневосточную часть России, и нередко под их прикрытием, китайская разведка расширила диапазон своей деятельности, включив в него Сибирь, а также, частично, Северный Кавказ и Западный Туркестан. Так, по сведениям омской полиции за 1907 г., некоторые из находившихся в Семипалатинске китайских торговцев по «выправке и осанке», а также владению русским языком (что, между прочим, было нехарактерно для китайских мигрантов) могли «принадлежать к интеллигентному обществу и быть офицерами»[449].