Инсбрукская волчица. Книга первая

– Имей в виду – и остальным скажи: вы ничего не знаете! Она решила, что вы обокрали моего отца! Она всё врёт! Скряга, хуже отца… Пока замуж за Рихтера не вышла, была нормальной… Боже ты мой! Ждите меня, я скоро! – Симона буквально подрывается с места и выбегает из гимназии, надевая пальто на ходу. Я медленно с понурым видом иду в учительскую. В отношении меня давно действует презумпция виновности – чуть что украдут, или какой ещё инцидент, скажут, Зигель опять виновата. И ладно бы действительно виновата была, так нет же! Я иду позади всех и останавливаюсь, заслышав голоса. Один из них принадлежит Ингрид. На секунду задержавшись, я вижу в рекреации Филиппа Гранчара. Он по-прежнему худой и бледный, однако вида молодцеватого – не забывает за собой следить.

– Не-не, что вы, Мила вообще никогда не воровала, – говорил Филипп. —

Попрошайничала – да, но воровать…

– Я знаю, Мила не способна на такое, – отвечала Инга. – Но эта поганка может и свалить на неё! После того случая…

Не раз уже после того омерзительного случая с портретом из уст Инги слышались такие нелестные слова, как «поганка», «дрянь» и прочие.

– Спокойно, Инга – всё будет хорошо, я уверен, Мила ни при чём.

– Может, я всё же пойду?

– Нет-нет, это лишнее.

«Вот так номер! То-то бы удивились наши курицы, увидев всё это», – думала я, ускоряя шаг. Нет-нет, я не буду распускать язык. Однажды я уже потеряла доверие Инги, а если и теперь начну такие сплетни распускать… Пора было «на суд», то бишь, в учительскую. В этот раз все учителя вышли. Фрау Вельзер заняла место за столом, рядом с ней сидела Эмма Рихтер, а на диванах примостились Филипп Гранчар, мои родители, прислуга Келлеров и темноволосый с проседью мужчина – Вальтер Манджукич, отец Сары. Последний уже смотрел на дочь тяжёлым немигающим взглядом, как бы спрашивая, где она уже успела «отличиться». Сара испуганно пожимала плечами и шевелила губами, пытаясь, очевидно, убедить отца, что она ни в чём не виновата. Классная дама наблюдала со стороны. Мы же сели на приготовленные нам стулья. «Как настоящие подсудимые», – подумала я.

– Так, фрау Рихтер, расскажите подробно: что случилось?

– Рассказываю, – начала тётя. – Вчера вместе с Симоной пришли ещё четыре девочки. Они вертелись около кассы, разговаривали с Рудольфом, потом Симона вдруг упала и подвернула ногу. Рудольф отвлёкся, а они что-то там возились, оглядывались. Я потом пересчитала – пропало пятнадцать крон! Я уверена, их украли!

– Та-ак, прелестно, – строго заметила фройляйн Гауптманн. – Почему вы так уверены, что украли их именно они?

– Ну так сами посудите: после их прихода я вдруг недосчиталась пятнадцати крон! Мы с кассиршей всё проверили. Ошибки быть не может! Это как понимать?

Действительно, всё было просто, как дважды два. Должно быть, и Эстер сейчас поняла, что к чему, хотя она только несла в своей сумке злосчастный портсигар. Но если она укажет на Сару или на меня, то Сара легко парирует, мол воровка – Келлер, а на неё пытается лишь спихнуть ответственность, иначе откуда у неё в сумке портсигар, который она никогда не носила с собой?

– Девочки, предлагаю виновной самой сознаться, – строго посмотрела на нас фрау Вельзер.

Но никто не сказал «я украла». И Эстер с Сарой не сказали «мы украли», хотя участие первой ограничивалось лишь передержкой злосчастного портсигара. Мы все практически слово в слово рассказывали одно и то же. А я, поймав на себе скептический взгляд начальницы, протянула вперёд запястья и произнесла:

– Да-да, опять я во всём виновата! После того, как вы меня, не разобравшись обвинили в краже копилки, я уже ничему не удивлюсь. Ведите меня сразу в полицию, чего уж там!

– Анна, не паясничай! – резко обрывает меня мама и я замолкаю, подсознательно готовясь к тому, что опять я окажусь во всём виноватой.

– Что за спектакль вы затеяли? – вдруг перебил всех собравшихся Филипп Гранчар. – Мила ни при чём, и сами девочки подтверждают, что она вообще у вешалки торчала! Вы меня только за этим с работы дёрнули?! А если сейчас что-то сломается? Вам плевать, да? Прекратите этот цирк сей же час!

Он изображал раздражение и злость очень натурально, как заправский актёр. Я бы подумала, что он снова не в себе, если бы не видела, как мило, почти по-домашнему, он беседовал с Ингой. И хотя сама Мила, да и её отец знали, что каяться не в чем, волновались не меньше моего.

В это время дверь дважды приоткрылась. Наверное, мне кажется. Ан-нет, в скором времени дверь отворилась и в учительскую вошёл не кто иной, как наш грозный математик.

– Добрый день, фрау Вельзер, – он сразу обратил внимание на постные и хмурые лица всех присутствующих и поинтересовался: – А что тут у нас стряслось?

– Вы, наверное, слышали, что у фрау Рихтер кто-то украл пятнадцать крон? – спросила фрау Вельзер. – Мы разбираем пока, что к чему.

– Понимаю, а эти, – он оглядел всех нас, – тут при чём?

– В том-то и дело, что пропажу мы обнаружили как раз после их визита, – встряла фрау Рихтер.

– Очень интересно, – нахмурился Бекермайер. – Так, Келлер, продублируйте, пожалуйста, всё, что вы ранее сказали.