Инсбрукская волчица

Ответ пришёл только один на самое первое письмо. Думаю, что это объяснялось тем, что позже я сделала из этих писем своеобразное развлечение. Я писала в них о многочисленных знакомых, моих и Милы, которые на самом деле просто не существовали. Я выдумывала имена и фамилии, дружеские и родственные связи и этим немало развлекалась. Разумеется, Филипп, если он и читал эти письма, не видел в них ничего особенного. Он не знал всех одноклассниц и знакомых Милы. А вот Мила…

Представляю, какое впечатление производили мои письма на её и так слабый мозг. Наверняка, она решила, что забыла всех этих людей, и окончательно убедилась в собственной душевной болезни.

На следующий день, после того, как Филипп взял револьвер в починку, я отправилась в гости к Манджукичам.

Сегодня солнце палило особенно безжалостно, и я надеялась, что хозяева проявят гостеприимство и не заставят меня ждать на улице, а может, и холодной воды попить дадут.

Смахнув капельки пота со лба, я ускорила шаг и минут через десять очутилась у знакомых ворот. Встреченная лаем собаки, я прошла на крыльцо и постучалась. В ответ кто-то ответил "открыто", и я прошла в прихожую.

Мне навстречу вышел паренёк лет двадцати, одетый в домашнее. У него было смуглое лицо и тёмные, точь-в-точь, как у Сары, глаза. Он улыбался очень располагающе, как тот шулер из поезда, и я невольно улыбнулась в ответ.

– А где Сара? – спросила я.

– Сара? Грядки окучивает, – с улыбкой ответил парень. – Попыталась упрямиться, так мать ей такого задала, что побежала вперёд своего визга! – хорват не выдержал и захохотал.

– Ну ты, химик! – раздался резкий и зычный голос Вальтера Манджукича, – в потолок уже вырос, а ума – ни на грош! Ишь, на сестру наговаривает…

Вальтер стал похож на пророка Иону: та же причёска, только бороды у него не было: только окладистая щетина. Манджукич-старший полностью поседел и, как мне показалось, раздобрел.

– Ты за конспектами пришла? – спросил он меня на ломаном немецком.

В доме Манджукичей в присутствии гостей было принято разговаривать на немецком, чтобы гости не чувствовали себя глухонемыми. Зато с Милой Сара всегда общалась на хорватском.

– Да. По истории.

– Вот как Сара освободится, так и отдаст, – ответил Вальтер, отправившись в комнату, где они что-то с сыном ремонтировали, –а пока посиди тут.

– Если хочешь, можешь с птичкой поговорить, – подмигнул Ненад.

Я, убедившись, что отец отошёл на почтительное расстояние, окликнула Ненада, заставив его вернуться.

– А если я не хочу с птичкой, а хочу с тобой?

Я попыталась включить всё своё женское обаяние, которого, надо признаться, мне было отпущено судьбой не так уж и много. Я никогда не умела кокетничать, как мои одноклассницы, и даже не считала это умение необходимым. Но в данный момент оно мне бы очень пригодилось. То, что Ненад является химиком, заставило меня задуматься об использовании его знаний в моём плане мести. Тогда, во время первой нашей встречи, соображения эти были смутными и не окончательными. Единственное, что я понимала – я должна подружиться с Ненадом и узнать как можно больше о химических составляющих взрывных устройств.

Парень, видимо, не избалованный вниманием девушек, охотно клюнул на моё неумелое кокетство, и мы с ним вполне мило поболтали до прихода Сары. Отец не звал Ненада, скорей всего, не находя ничего особенного в том, что он развлекает разговором подружку дочери.

После прихода Сары мы условились все втроём сходить в цирк. Красочные афиши передвижного цыганского цирка уже целую неделю болтались на ветру по всему городу, вызывая неодобрительные взгляды благочестивых горожан. Цыганский цирк считался забавой низменной и вредной для юных умов.

Впрочем, мои родители, как ни странно, ничего против цирка не имели. Когда я была маленькой, мы с ними ходили в передвижной цирк раз в год. В этот раз я очень боялась, что они так же предложат сходить туда всем вместе, но к счастью для меня, у мамы в тот день разболелась голова, и они с отцом остались дома.

Цирковое представление было обычным, в меру пёстрым, в меру грязным и, в общем-то, довольно убогим. Наездницы с широкими ляжками и полным отсутствием талий тяжело спрыгивали с лошадей прямо на ходу, силачи поднимали тяжеленые гири (Ненад шепнул мне на ухо, что на самом деле гири изготовлены из папье-маше), а посаженный на короткую цепь облезлый бурый медведь вызывал жалость. Шатёр, наполненный самой простой публикой – мастеровыми, крестьянами ближайших деревень, детьми и их няньками, вздрагивал от аплодисментов.

Во втором отделении нам должно было быть показано «волшебное исчезновение». Зрители в нетерпении переговаривались, строя предположения, как это исчезновение будет устроено. Ненад сбегал ненадолго к ближайшему лотку, принёс нам с Сарой жареных орешков в сахарной глазури и пренебрежительно махнул рукой:

– Ну, вообще-то можно уже уходить.

– Как уходить? Ведь в конце будет самое интересное – волшебное исчезновение, – возразила Сара.

– Представляю, что это будет, – иронически хохотнул Ненад.