Ровные колонны узников тут же рассыпались, аппель снова превратился в людской муравейник с хаотично снующими насекомыми. Серые пергаментные чучела людей, прикрытые полосатым тряпьем, побрели к своим баракам, к которым помощники штубовых[64]
и блоковых уже тащили огромные чаны с супом. В лагере потянуло прокисшей брюквой.Женские команды продолжали прибывать, их вели за собой десятницы[65]
, сзади подгоняли часовые с собаками. В конце концов и они выстроились. К удивлению, в их секторе поверка тоже завершилась довольно быстро, и они начали расходиться. Возле одного из бараков блоковая уже раздавала еду, резво зачерпывая из чана похлебку. После каждого зачерпывания за половником тянулся липкий слизистый осадок, капающий обратно в чан. Голодные глаза из очереди с жадностью следили за этими слизистыми подтеками – единственным, что придавало хоть какую-то густоту супу. Одна из заключенных, когда пришла ее очередь, попыталась рукой подхватить пару капель этой слизи. Блоковая среагировала мгновенно – размахнувшись, со всего маху ударила черпаком по длинным тонким пальцам. От неожиданности узница уронила миску. Похлебка мгновенно впиталась в землю.– Куда тянешься, дрянь поганая?! Я тебе покажу, как совать свои грязные пальцы в кастрюлю! Пошла прочь, сука!
Заключенная и не думала спорить, она была занята другим. Опустившись на четвереньки, она подхватила с земли пустую миску и начала с жадностью вылизывать ее… Затем кинулась на землю и припала ртом к тому месту, куда впитался суп.
Я отвел взгляд.
– Пошла-пошла, гадина, – продолжала приговаривать ей вслед блоковая, грозя черпаком, – я тебя запомнила, завтра последняя получишь жратву. Что-то никто из вас, верующих, тут свой сучий пост не соблюдает. Давно пора урезать еврейские пайки.
– Блоковая – тоже заключенная, – негромко проговорил Габриэль, будто я сам не понимал этого: черный винкель, полька.
– Как все это… – он замолчал с каким-то протяжным вымученным вздохом.
– Странно?
– Нелепо. Пожалуй, что нелепо.
Одна из собак никак не могла уняться и непрерывно рычала, порываясь дотянуться до одной из заключенных, идущих впереди. Желая развлечься, часовой то ослаблял поводок, позволяя собаке практически достать до ног узницы, то опять натягивал, когда от дымящейся пасти до тощей щиколотки оставались считаные дюймы. Очевидно, пес учуял ее страх, именно поэтому из всей команды выбрал ее. Девушка пугливо поджималась, но не оборачивалась, торопясь к своему бараку. Было в ее походке что-то неуловимо знакомое, что-то такое, от чего внутри у меня все в ужасе застыло. Что-то такое, что хотелось увидеть не здесь, но как можно дальше от этого места. Очень далеко. И очень давно.
Наконец, не выдержав, узница все-таки оглянулась и бросила тревожный взгляд на собаку… Мне вдруг стало плохо. Как будто кто-то со всего маху ударил меня тяжелым молотом под дых. Я не мог сделать ни единого вдоха. Все нутро одеревенело, застыло, кровь перестала бежать по венам, сердце остановилось, потом еще раз дернулось и рухнуло в бездонную пропасть, которая распахнулась у меня под ногами. Я почувствовал отравляющую липкость на языке, хотел им пошевелить, но не мог. Из горла вырвался какой-то хрип, но никто не обратил на меня внимания: он был совершенно беззвучный. Я перестал чувствовать ноги. Как тряпичная кукла, я сложился и сполз на землю. Я видел, как ко мне уже неслось несколько пар до блеска начищенных сапог. Их блеск слепил, и я закрыл глаза, окончательно перестав ощущать себя.
Ветер волновал высокие кроны деревьев. Листья тревожно шелестели, то протяжно, то одурело, словно хотели сорваться все до единого и унестись прочь. Резко потемнело. Я смотрел, как порыв ветра волок по дорожке белый кружевной зонтик. Мелкие декоративные кисточки на нем уже потемнели и набухли от пыли. Он несся мне под ноги. Я нагнулся и торопливо подхватил его. Затем посмотрел вглубь парка. Оттуда должна была показаться хозяйка зонтика. Должна была! Иначе смерть. Я вглядывался вдаль, но хрупкая фигурка в светлом платье не появлялась. Вместо нее выскочил спаниель и отчаянно залаял на меня. Становилось темнее, тучи окончательно заволокли небо, и вдруг оно пролилось плотным дождем. Крупные серые капли слепили, но я не закрывал глаза, утирал их и вглядывался в глубину парка, откуда ветер принес зонтик. Но там по-прежнему никого не было. Ярко всполохнула молния, и в ее отблеске я увидел мокрую стену купальни. Может, она там? Молния сверкнула еще раз – и купальня исчезла. Исчезли деревья, кусты, собака, весь парк. Больше не было ничего. Пустота. Я стоял один посреди тягучей пустоты и сжимал кружевной зонтик. Я ощущал лишь ветер и песок, который вихрился вокруг меня. Он залепил мне глаза и нос. Першило. Мне стало трудно дышать, раздирало горло. Господи, если ты есть, не дай мне задохнуться, не дай! Мне нужен воздух.