Над лагерем пронесся протяжный сигнал – отбой. Ревекка знала, что в эту же минуту во всех бараках погас свет, у них же ничего не поменялось – свет в ревире и так не горел. Не было у них и перехода от шума к тишине – кто стонал в течение дня, продолжил стонать и после отбоя. Тишины здесь не было никогда, даже в самое позднее время кто-то изнемогал от боли, жажды или метался в горячечном бреду, как совсем недавно металась она, бессознательно стискивая кишащее вшами одеяло. Да, ничего не менялось в ревире, поэтому сложно было определить Ревекке, сколько она проворочалась после отбоя. Заснуть никак не удавалось. Она уже была в том состоянии, когда нельзя было не замечать сильнейшего смрада от Зельды, жалобного скулежа от полутрупа сверху, чьих-то рыданий и криков во сне. Ей захотелось хоть на минутку выбраться из этого страшного больного барака и вдохнуть глоток свежего воздуха, кинуть хоть один взгляд на темное звездное небо, а если ночь ясная, то, возможно, повезет разглядеть силуэты гор вдали. Хотя бы один глоток свежего воздуха…
Ревекка осторожно повернулась и, стараясь не потревожить Зельду, оперлась руками на нары и свесила ноги. Безвольными плетьми конечности повисли над головами лежавших снизу. Ревекка засомневалась, сумеет ли сделать хоть шаг. Вцепившись в края, она попыталась свеситься, но не только ноги не заслуживали доверия – руки тоже не держали, и Ревекка безвольно рухнула в проход прямо в вонючую жижу. Несмотря на отвращение, сил подняться в ту же секунду не было. Сколько же дней она пролежала, не двигаясь, что так ослабла? Ревекка выждала несколько секунд и попыталась упереться в пол, руки затряслись, но на сей раз удержали иссохшее тело. Ревекка села и прислонилась спиной к деревянной балке, подпиравшей нары. Сделав несколько глубоких вдохов, она вцепилась в балку и подтянулась. Встав, склонила голову и закрыла глаза, ожидая, когда голова перестанет кружиться, а в глазах прояснится. Постепенно туман в голове рассеялся, и она разглядела темные силуэты ночных горшков. Аккуратно переступая их, она медленно двинулась прямо, расставив руки и придерживаясь за нары. Вот впереди уже замаячил выход, через который был виден кусочек неба. Как завороженная, Ревекка вцепилась в него взглядом. Кусочек ширился, приближался и наконец занял половину дверного пространства. Оставалось сделать всего один шаг, чтобы закинуть голову и не видеть ничего, кроме этого бескрайнего темного неба. Ревекка подняла ногу и неожиданно наступила на что-то бесформенное, валявшееся у самого порога. Она опустила голову и в ужасе отшатнулась. Помощницы штубовых бросили трупы умерших за день прямо здесь. В куче наваленных друг на друга голых тел сложно было определить, сколько их. Ревекка не могла отвести от них взгляда. Она не испытывала ни жалости, ни отвращения – первоначальный испуг прошел, и она просто и безучастно смотрела на исхудалые тела, понимая, что ей не хватит сил переступить их, а значит, с мечтами о бескрайнем небе, которое заслонит собою всю грязь ревира хотя бы на несколько минут, придется распрощаться.
Облако оголило луну, и холодный ночной свет лег на беспорядочную груду законченных, изломанных жизней. Теперь можно было разглядеть лица. Женщина, лежавшая на самом верху, раскинула руки так, словно пыталась обхватить и обнять всех тех, с кем ей предстояло отправиться в последний скорбный путь. Голова ее была запрокинута. Ревекка неотрывно смотрела на ее лицо, она узнала эту женщину – еще недавно Кася уверяла несчастную, что та непременно выберется из лагеря к своим сыновьям, надо было только немного продержаться. А выходит, у той уже и ночи в запасе не было. Неожиданно голова ее зашевелилась. Ревекка опять в ужасе отшатнулась: неужто какая-то страдалица еще не окончательно испустила дух и пытается выбраться из-под мертвечины? Но из-под головы трупа вылезла жирная крыса, пробежала и замерла на вздутом животе. В темноте были хорошо видны ее блестящие глаза. Поводив мордой, она пискнула и начала вгрызаться в… место под собой. Появилась еще одна крыса. Потом еще одна. Только сейчас Ревекка заметила, что глаза и носы у многих тел уже были выгрызены.
Ревекка развернулась и медленно поплелась к своему месту.
Где-то рядом раздались тихие голоса.
– Наконец-то откинулась, хоть одну ночку на спине поспать можно. У меня уже все бока отлежаны, – раздался хриплый голос с верхней полки.
– Даст бог, завтра никого не подкинут и еще ночь выгадаем, – проговорил другой голос.
– Только не уверена, что померла она. А ну как живую мы санитарке сплавили? В крематорий так и отправят, там проверять не будут.
– Да где ж живая? С утра уже не шевелилась, только место занимала.
– Так ее такую и принесли, без сознания. Может, и сейчас…
– Как кофейную бурду давали, так мигом в себя приходила и лакала всю порцию, а тут даже во время раздачи не дернулась. Так что подохла, и баста!
– А может, и стоило ночку-то еще потерпеть, а? Завтра бы на нее снова лишнюю пайку получили.
– Сил уже не было на боку-то.