– Не стыдитесь, Рихард, не вы тут животное, – так же тихо прошептала Ревекка.
Ядя тронула ее за руку и кивнула на барак.
– Нам надо идти, – пробормотала Ирена.
Рихард будто их уже не слышал. Он продолжал смотреть вдаль. Женщины тихо продолжили свой путь.
Дойдя до барака, Ревекка обернулась и бросила еще один взгляд на застывшего Рихарда, который наслаждался последней ночью на земле.
Когда утром они вышли из барака, возле проволоки уже никого не было.
Продолжали дымить трубы крематория.
Лагерь лихорадило.
Сломя голову носились между администрацией и бараками эсэсовцы на велосипедах. Лютовали капо, подгоняя хлыстами рабочие команды яростнее обычного. Еще злее стали оберка и остальные надзирательницы. Сам воздух был пропитан ощущением того, что должно произойти что-то страшное. Здесь, где и так каждый день происходило страшное.
Перед отбоем женщины с тревогой обсуждали услышанные за день новости.
– Все рабочие команды отправили на строительство путей, – рассказывала Ядя, везде успевавшая подслушать.
– Далеко?
– В том-то и дело, что прямо здесь! Эдна из эффектенкамер сказала, что собираются тянуть колею прямо по лагерю к самым крематориям.
Женщины напряженно переглянулись.
– Замышляют что-то недоброе, – изрекла Ирена.
– А когда они доброе замышляли? – раздался с соседней койки ворчливый голос словачки Беаты.
– Вчера возле второго и третьего весь день копали рвы, – вспомнила Ревекка.
– Хоронить будут, – прошептала Ядя.
В кружке притихших женщин ее шепот прозвучал как крик.
Ревекка вздрогнула. Брови Ирены сошлись в одну прямую линию.
– И кресты сверху поставят, как же, – снова хмуро проговорила Беата. – Сжигать в тех ямах будут. В мужском говорят: живьем!
Ядя вскинула руки и прижала их к лицу, но Ирена лишь покачала головой.
– Параша. Расстрелять можно тысячу, но попробуй хоть одного в огонь загони. Такое даже этим дьяволам не под силу. Тут что-то другое.
Послышались шаги. Женщины притихли. За окном остановились несколько эсэсовцев, они стояли к бараку спиной и курили. Ревекка напрягалась изо всех сил, чтобы расслышать, о чем они говорили. Охранники обсуждали что-то, связанное с Венгрией.
– Если уж Эйхман лично туда заявился, значит, будет горячо. Этот всякого достанет. У него особый нюх на еврейские морды.
– Серьезная заваруха будет. Боюсь, и нам дадут жару. Эйхман созвал в Будапешт всю свору. Вольф сказал: из Греции примчался Брюннер, из Словакии Вислицени, Даннекер из Парижа, Абромайт из Югославии, даже Зейдль из своего лагеря в Терезине.
– И Круми из Вены уже в пути.
– И берлинские все уже на месте: Гюнтер, Новак, Гюнше. Что-то будет в Венгрии, что-то будет…
Говоривший докурил и бросил окурок на землю. Они еще немного постояли и пошли прочь.
У Ревекки все валилось из рук. Она то и дело поглядывала в окно, ожидая, когда появится кто-нибудь из эффектенкамер. Уж они-то должны были знать, что происходит. А если не они, так девушки из политического уже должны были найти способ что-то разузнать.
Ревекка методично прощупывала мужской пиджак, даже не глядя на него. Он был пуст. Она бросила его в кучу уже проверенной одежды, подтянула к себе женское пальто и продолжила прощупывать. Неожиданно Ядя вскочила, ничего не говоря, подхватила ведро и кинулась на улицу. Ревекка бросила молниеносный взгляд в окно. Во дворе мелькнула Елена из эффектенкамер, тоже с ведром. Она медленно шла к колодцу, дожидаясь, пока ее догонит Ядя.
Вернувшись в барак, Ядя поставила у входа полное ведро, отпила воды и вернулась к своему рабочему месту. Следом за ней вошла капо и оглядела работавших девушек, но никто ни единым взглядом не выдал своего волнения, все сосредоточенно сортировали вещи. Ирена встала, подняла ворох проверенной одежды, затем по очереди подошла к Яде, Беате, Ревекке и другим девушкам, возле которых уже скопилась груда проверенных вещей, собрала все в охапку и понесла к общей куче возле выхода. Капо проводила ее удовлетворенным взглядом и снова вышла. Выждав минуту, девушки кинулись к бледной Яде. Ирена успела крикнуть:
– Ганночка, карауль у двери! – И повернулась к Яде. – Ну?! Что Елена сказала?
– Господи, – Ядя мотала головой, будто сама не верила в то, что собиралась рассказать, – мрак, Ирена, тьма нас ждет.
– Говори толком, что случилось, – терпеливо, но твердо приказала Ирена.
– Девушки из политического сказали, что пришел приказ из Берлина, – Ядя перевела дух, – сжечь восемьсот тысяч человек! Ты понимаешь, что такое восемьсот тысяч, Ирена?! Мать моя родом из города, который весь – чуть больше сотни тысяч. Это почти восемь таких городов, Ирена!
Глаза Яди были расширены, она смотрела в одну точку, словно пыталась представить разом восемьсот тысяч человек, стоящих перед ней.
– Полтора месяца на это отвели, – продолжила она.
Ревекка нахмурилась.
– Где столько возьмут? Нас со всеми сопутствующими лагерями столько разве наберется?
– Не нас… сжигать… слава богу, – ответила Ядя, – ждут транспорты из Венгрии.
– Это, выходит, по двадцать тысяч в день? – Ревекка посмотрела на притихших девушек.
В глазах ее застыл немой вопрос.