Инспекция. Число Ревекки

Рабочие тянут на спинах огромные мешки, одуревшие капо носятся между ними, подгоняя и криками, и хлыстами. Воспаленные глаза слепят прожектора и багровые отблески из печных труб. Женщины на сортировке – механические куклы с застывшими лицами, лишь руки продолжают быстро двигаться. Ревекка ворошит очередной тюк, связанный крепким узлом: много одежды, несколько книг, мешок из плотной ткани с колбасой, салом, хлебом, консервами и бутылкой настойки, обмотанной мягкой тканью. Она откладывает провиант в сторону, его тут же утаскивает проходившая мимо девушка. Ревекка знает, что та даже не притронется к еде: все они сыты более чем. Пока обычные заключенные, запертые в бараках, изнывают от голода, женщины из «Канады» в эти дни буквально ходят по еде. Колбасы, хлеба, солонина, свиные окорока, конфеты, плитки шоколада, мед, орехи, сухофрукты, кули с крупами, сахаром, мукой, макаронами, специями, банки с мясными и фруктовыми консервами, чаем и кофе, бутылки с наливками, настойками и ликерами… Все это стаскивается в отдельные бараки, но по пути теряется, просыпается, роняется, да так и остается лежать на земле, так как нет ни секунды свободной, чтобы остановиться и поднять то, чего и так уже в изобилии и что портится на продовольственных складах из-за неимоверной жары.

Ревекка нащупывает что-то твердое в одежде. Она встряхивает длинное шерстяное платье, и из него вываливается кукла. Не вставая, она поворачивается, чтобы швырнуть куклу в кучу с детскими вещами. Замирает на мгновение, вдруг вглядывается в тот ворох: платьица, рубашечки, шортики, туфельки, сандалики, куклы, медвежата, мячики… К горлу вдруг подкатывает приторный ком. Ревекка делает глубокий вдох, борется с дурнотой, но от глотка едкого дыма становится только хуже. Она кидается к выходу, едва не сбивает по пути девушку с очередным тюком одежды. Вылетев во двор, Ревекка лишь успевает отбежать от входа – сильная судорога складывает ее худое тело пополам. Она ухватывается за стену барака, ее обильно тошнит венгерскими колбасами. Не разгибаясь и тяжело дыша, Ревекка дрожащей рукой вытирает рот. И видит, что в другой руке по-прежнему зажата кукла. Широко раскрытые пластмассовые глаза не мигая смотрят на нее, яркий розовый рот расплывается в насмешливой улыбке. Ревекка швыряет куклу в лужу рвоты и бредет обратно в барак.

* * *

Уже три недели крематории работали на полную мощность. Без перерыва гудели и полыхали все печи, трещали костры во рвах. Густой дым душил и разъедал глаза всякого, кто хотя бы пытался разглядеть происходящее за проволокой. Венгерские транспорты продолжали прибывать. Ядя попыталась сосчитать количество составов за день, но после третьего бросила это дело.

– Конец света – он такой… – уставившаяся на поток людей Ядя замялась, подбирая нужное слово, – простой.

И она обернулась и вопросительно посмотрела на остальных, будто испрашивала разрешения назвать происходящее таким неуместным словом.

– Что ж за гарь вонючая? Глаза прямо режет, – Ирена в очередной раз вытерла лицо мокрым платком.

– Тела во рвах начали поливать какой-то дрянью, чтоб горело лучше, – спокойно пояснила Ядя, снова уставившись в окно.

– Куда ж еще лучше? Жара страшная, хоть бы дождик пролил. Лето поганое, эсэсовское – ни одного дня дождливого, – заворчала Ирена.

– Ветерок бы, чтоб разнесло этот проклятый дым.

– Тут и ураган не справится. Густо так, что топором рубить можно.

– Есть новости из женского?

– Тихо там, все сидят по баракам, никого не выпускают. Только штубовые за супом выходят да дежурные парашу выносят.

– Видели, у развилки поставили дополнительные таблички на венгерском? «В дезинфекцию».

– И ведь верят.

Ревекка не понимала, как можно было верить, когда каждый сантиметр в лагере пропах мертвечиной, вдоль дороги лежали штабеля дров, а у входа валялись пустые коляски и стариковские трости.

– Юрек сказал, что начальство не рассчитывало на такой вал, даже газа не хватает… – голос Беаты судорожно прерывается.

– Елену сегодня с поручением туда гоняли. Говорит, не успевают газовать, велят им ждать в березняке рядом с крематорием. Сидят на земле, словно на пикнике, едят свою колбасу, запивают компотами. Дети рядом играют, матери девочкам косы плетут, мальчикам сопли подтирают, стариков успокаивают. Ждут, господи, ждут своей очереди на смерть!

– Да как же это они не понимают?!

– Они не считают себя виновными, Ядя. – Руки Ирены, не останавливаясь, продолжали прощупывать вещи. – Думают, раз они не преступники, их не за что карать смертью.

– Но проклятые костры, вонь паленой плоти… – качала головой Ядя, уже даже не спрашивая. – И составы без конца…

Ядя с горечью смотрела на людской поток, текущий к крематорию.

– Их так много. – Беата тоже подошла к окну. – Шепнуть бы, что их ведут убивать, чтобы взбунтовались и дали отпор, а не топали покорно, – проговорила она со злостью, сведя брови.