Инспекция. Число Ревекки

– Неужели ты до сих пор не понял, Рудольф: ситуация такова, что выбирать промышленникам не приходится. Биржи труда перестали отправлять им людей в необходимых количествах, всех сожрал фронт. Это раньше шталаги и управление Заукеля[30] могли удовлетворять рабочей силой всех, вплоть до мелких дельцов и даже отдельных фермеров. Теперь и крупные концерны не способны выбить себе рабочие руки в нужном количестве. Все арбайтсамты[31] завалены запросами: дайте рабочих, дайте рабочих. Ты даже представить не можешь, каков сейчас трудодефицит в нашей экономике, и это между нами, естественно. После разгрома под Сталинградом оборонка взвыла. Военное положение связано с экономическим теснейшим образом! Я слышал, что над нашими женщинами уже нависла угроза трудовой мобилизации, а ты знаешь отношение фюрера к этому. Теперь заключенных нужно использовать до последнего вздоха, и желательно, чтобы этот вздох случился как можно позже. Я понимаю, балансировать между этими двумя взаимоисключающими – истинный труд, искусство. И ты, если угодно, истинный художник. Ну так будь ярым идеологом национал-социализма в сердце, но технократом в деле! Наше командование уже осознало, как расточительно и неразумно мы поступали с русскими пленными в первые месяцы войны. Они непритязательные, выносливые, привыкли к репрессивной методе – могли отлично заменить тех же строптивых итальяшек в нашей промышленности. Безусловно, эту ошибку можно понять: их было так много, что ресурс казался неисчерпаемым, особенно учитывая невероятное продвижение вермахта. Но теперь важно не совершать подобных ошибок, когда прирост новых земель, скажем так, прекратился… С этим нужно свыкнуться, Рудольф, после Сталинграда это уже совершенно иная война. Сейчас Заукель старается прыгнуть выше головы. В нынешних условиях его люди все еще умудряются осуществлять вербовку остарбайтеров, хотя местное население теперь не проявляет ни малейшей склонности к сотрудничеству. Но транспортные трудности сводят на нет и его усилия. Сколько раз его люди пригоняли на вокзал в Ростове несколько тысяч отобранных для работ! А потом их просто отправляли обратно: везти не на чем, предназначенные для них составы каждый раз забирал вермахт. Многих гонят пешим маршем до ближайших городов, где можно достать вагоны. И в каком состоянии эта рабочая сила прибывает в рейх? Так что все эти прекрасные планы по налаживанию целительного растениеводства – дело будущего. И оно под вопросом, если мы не решим проблемы настоящего.

Я умолк. Хёсс, кивая, поигрывал мыском своего сапога. Он недовольно сказал:

– Все говорят о ситуации на фронте, но никто не учитывает ситуацию в лагере. Если сейчас мы будем сохранять всех, лагерь быстро заполнят больные… А вот… тот же Гравиц[32], между прочим, со мной согласен, да… тоже считает, что только массовая газация может результативно бороться с эпидемиями.

– К черту Гравица, главное то, что по этому поводу решает штаб рейхсфюрера.

– Помилуй, я же тебе уже говорил! Гиммлер и сам как маятник, и его штаб точно так же штормит в решениях в зависимости от наших успехов на фронте. Ты верно подметил этот момент… будем говорить уж как есть. Когда все шло согласно нашим планам, еврейский вопрос должен был решаться… исключительно одним известным способом. Мне был дан полный карт-бланш. Стоило вермахту забуксовать, тут же был взят иной курс. Но, повторяю, что я-то могу сделать в нынешних условиях?

Хёсс снова встал и подошел к окну. Сложив руки на груди, он начал неспешно оглядывать свои владения, перепрыгивая ленивым взглядом с барака на барак, которые уже тонули в вечернем сумраке. Я понял, что он больше не намерен продолжать эту тему, в которой – было уже очевидно и ему, и мне – мы не сумеем прийти к единому мнению.

Я встал рядом с Хёссом. По периметру светили мощные прожектора, прорезавшие своими лучами лагерь насквозь. Эти яркие точки сливались в длинную непрерывную нить, опоясывавшую что-то огромное, темное, живое, дышащее и выдыхающее в небо через огромные трубы крематориев. Где-то лаяла овчарка, какой-то капо стегал хлыстом заключенного возле барака, остальные безучастно смотрели, из столовой доносилась музыка, охранники, курившие возле входа, разразились смехом после чьей-то шутки, у шлагбаума эсэсовец из дезинфекционной команды гладил кота…

Только сейчас я понял, как сильно устал. День был долгий.

9 сентября 202… Лекция № 1