Инспекция. Число Ревекки

– Я уж не говорю про войсковые части, которые чуть ли не в открытую выступают против начальников Гиммлера, присланных на места, и саботируют их деятельность. Им до чертиков претят действия его расстрельных команд. Всеобщая солидарность и единение – это миф. Но, увы, в него будут продолжать верить, равно как и в необходимость этой уже бессмысленной войны. А поиск компромисса, который сейчас должен быть поддержан каждым здравомыслящим человеком, будет и дальше громогласно признаваться пораженчеством и трусостью. И мирное урегулирование будет с возмущением отметаться, ведь оно якобы не может быть решением той «слишком непростой», как недавно выразился Геббельс, ситуации, в которую нас опрокинули. Но ситуация-то эта до чертиков проста. Нет ни меньшего зла, ни большего, ни правой стороны, ни ошибающейся – во главе есть просто люди с разными интересами. И эти интересы будут продуцировать не варианты компромисса, но продолжать гнать волны ненависти с обеих сторон, находя все новые и новые поводы для нее. Все для того, чтобы конфликт продолжался, пока эти интересы не будут удовлетворены окончательно, гауптштурмфюрер фон Тилл. И только после этого какие-нибудь очередные переговоры о будущем мире, как нам скажут, «завершатся успехом». Нужно просто понять, что пшеница нужна не для того, чтобы кормить население. Пшеница нужна, чтобы контролировать население, если вы понимаете, о чем я.

Я молча смотрел вдаль, не желая продолжать разговор.

– Кстати, – доктор по привычке резко переменил тему, – сегодня в клубе на ужин обещают бесплатное пиво и сигары. А после можем отправиться на музыкальное выступление. Надеюсь, вам понравился давешний варшавский маэстро? Сегодня анонсировали какого-то звездного еврея из Венской оперы. Прибыл с недавним транспортом.

Исполнение было великолепным, стоило отдать должное. Желая абстрагироваться от того факта, кто исполнял эту музыку, я просто закрыл глаза. И постепенно ощущение чего-то вневременного и прекрасного взяло верх, заставив позабыть о том, где я находился. Растворившись, я поплыл прочь. Но вот утихли последние звуки. Тихо и протяжно выдохнув, я нехотя раскрыл глаза, вмиг очутившись на исходном причале, – передо мной снова были серые лица, изуродованные затаенным страхом, затравленно глядящие на первые ряды слушателей. Мои соседи начали переговариваться, решая, какое произведение они желали бы услышать на бис. Один за другим музыканты опускали головы и утыкались в свои повисшие руки, цепко державшие лагерные музыкальные инструменты. Они ждали решения.

Воспользовавшись тем, что сижу с краю, я встал и незаметно вышел на улицу. Мне захотелось прогуляться в одиночестве. Закурив, я медленно направился к воротам, возле которых меня ждала машина, чтобы отвезти после концерта обратно в город. После продления командировки на неопределенный срок мне там пришлось нанять квартиру.

Впереди показались двое, в руках у них были банки от «Циклона». Судя по тому, с какой легкостью они их держали, банки были уже пусты. Один из них отделился и направился в мою сторону. Я пытался разглядеть его лицо, но за спиной у него светил прожектор и я мог видеть лишь силуэт. Я остановился и дождался, пока он приблизится, нутром чуя, что он идет именно ко мне.

– Не ожидал увидеть вас здесь, гауптштурмфюрер фон Тилл. Вы знатно продвинулись с момента нашей последней встречи.

Я разглядывал Роба Хуббера. Охранник из Дахау собственной персоной. Я вспомнил, как тогда, в момент нашей первой встречи, мучился ощущением, что уже где-то видел его ранее. Сам же Хуббер всегда вел себя так, будто мы никогда не встречались до Дахау.

– Значит, вы теперь здесь, в дезинфекции, – проговорил я, делая затяжку.

– В дезинфекции, – проговорил Хуббер, оглядываясь на здание крематория, окутанное красивым холодным лунным светом.

Я достал портсигар и молча предложил ему. Он так же молча взял сигарету. Я помог ему прикурить. Выдыхая дым, мы смотрели на трубы, чернеющие на фоне ночного неба, – они тоже привычно выдыхали дым.

Хуббер поднял голову и уставился в звездное небо. Я проследил за его взглядом. Восхитительная россыпь мягко сияла над лагерем.

– Ни одна не потухла, – задумчиво протянул он и снова посмотрел на меня. – Только что мы отправили в газ очередную партию.

– И? – я непонимающе смотрел на него.

– Ничего, – пожал он плечами, – совершенно ничего… – он сделал паузу и снова запрокинул голову, – …не поменялось. Мир такой же прекрасный, ничуть не изменился, все на месте, ни одна не потухла.