— Это Норберт Холлистер. Он владелец местного мотеля. Если он и чей-то дядя, то я об этом ничего не знаю. — Тим поднял один палец. — Следи за ним. Дай мне посмотреть, как двигаются твои зрачки.
Глаза Ники следили за его пальцем влево и вправо, затем вверх и вниз.
— Я думаю, с тобой все не так уж плохо, — сказал Тим. — Во всяком случае, надежда на выздоровление есть. От кого ты бежишь, Ник?
Парень выглядел встревоженным и попытался встать со стула.
— Кто тебе об этом сказал?
Тим мягко толкнул его назад.
— Никто. Просто всякий раз, когда я вижу, как ребенок в грязной разорванной одежде и с оторванным ухом прыгает с поезда, я делаю дикое предположение, что он сбежал. А теперь от кого…
— Что за крики? Я слышала… Господи-ж-Боже-ж-мой, что случилось с этим мальчиком?
Тим обернулся и увидел Сиротку Энни Леду. Должно быть, она была в своей палатке за депо. Она часто приходила туда вздремнуть в середине дня. Хотя в десять утра термометр на улице показывал восемьдесят пять градусов[178]
, Энни была одета в то, что Тим называл ее Полным мексиканским прикидом: серапе, сомбреро, мусорные браслеты и ковбойские сапоги, треснувшие по швам.— Это Ник Уилхольм, — сказал Тим. — Он приехал в нашу прекрасную деревушку Бог знает откуда. Спрыгнул с 56-го и на полном ходу врезался в семафорный столб. Ник, это Энни Леду.
— Очень рад познакомиться, — сказал Люк.
— Спасибо, сынок, та же ерунда. Это семафорный столб оторвал ему половину уха, Тим?
— Я так не думаю, — ответил Тим. — Я надеялся услышать эту историю.
— Так это
— Я ничего не жду, кроме возвращения Господа нашего Иисуса Христа, — сказала Энни. Она огляделась по сторонам. — У мистера Джексона на стене висят неприличные картинки. Не могу сказать, что я удивлена. —
В этот момент в комнату вошел человек с оливковой кожей, одетый в комбинезон поверх белой рубашки с темным галстуком. На голове у него красовалась полосатая кепка машиниста тепловоза.
— Привет, Гектор, — сказал Тим.
— Привет и тебе, — сказал Гектор. Он взглянул на окровавленного мальчишку, сидевшего в кресле Крейга Джексона, не выказывая особого интереса, а затем снова обратил свой взгляд на Тима.
— Помощник говорит, что у меня есть для вас пара генераторов, куча газонокосилок и тому подобной ерунды, около тонны консервов и еще тонна свежих продуктов. Я опаздываю, Тимми, мой мальчик, и если ты меня сейчас не разгрузишь, то будешь вынужден высылать целую флотилию грузовиков в Брансуик, чтобы этот город наконец-то получил все свои товары.
Тим встал.
— Энни, ты не могла бы составить компанию этому молодому человеку, пока не приедет доктор? Мне нужно немного поработать на погрузчике.
— С этим я справлюсь. Если он закатит истерику, я засуну ему что-нибудь в рот.
— Я не собираюсь устраивать истерику, — сказал мальчик.
— Они все так говорят, — довольно туманно возразила Энни.
— Сынок, — сказал Гектор, — ты что, забрался в мой поезд?
— Да, сэр. Извините.
— Ну, раз уж ты из него выбрался, сделаем вид, что мне все равно. Думаю, копы с тобой разберутся. Тим, я вижу, у тебя тут проблемы, но груз ждать не будет, так что поспеши, будь любезен. Где твоя чертова команда? Я видел только одного парня, и он на стации, разговаривает по телефону.
— Это Холлистер, хозяин местного мотеля, и я никогда не видел, чтобы он что-нибудь разгружал. За исключением, может быть, своего кишечника, — первое дело с утра.
— Отвратительно, — сказала Сиротка Энни, хотя, возможно, она имела в виду постеры, которые все еще изучала.
— Ребята Бимана должны быть здесь, а еще двое, похоже, опаздывают. Вроде тебя.
— Ах, Господи. — Гектор снял фуражку и провел рукой по густым черным волосам. — Ненавижу все эти а-у-вас-молоко-убежало хлопоты. Разгрузка в Уилмингтоне тоже шла медленно. Проклятый
Тим последовал было за Гектором к двери, потом развернулся.
— Тебя ведь зовут не Ник, верно?
Мальчик задумался, потом сказал:
— Пока и этого достаточно.
— Не позволяй ему ходить, — сказал Тим Энни. — Если он попытается, крикни мне. — И окровавленному мальчику, который выглядел очень маленьким и сильно потрепанным: — Мы все обсудим, когда я вернусь. Согласен?
Малыш задумался, потом устало кивнул.
— Наверное. Разве у меня есть выбор?
Когда мужчины ушли, Сиротка Энни нашла в корзине под раковиной пару чистых тряпок. Смочив их холодной водой, она туго отжала одну, а другую просто стряхнула. Она протянула ему отжатую. — Приложи к уху.
Люк так и сделал. Это было больно. Другой тряпкой она смыла кровь с его лица, работая с такой нежностью, что он подумал о своей матери. Энни прекратила свое колдовство и с такой же нежностью спросила его, почему он плачет.
— Я скучаю по маме.
— Держу пари, она тоже по тебе скучает.