Они вышли из бокса. Светлана сидела рядом с Оксаной, которая обнимала ее и что-то тихо говорила. Кленов подошел к ним и ласково погладил Свету по голове.
— Светлана, вы творите чудеса; но не обижайтесь, милая моя, потому что я подожду день-другой и, если Вадим Дмитриевич будет оставаться в таком настроении, приглашу психотерапевта. Не хочу вас пугать, но мне очень не нравится его взгляд.
Света вопросительно посмотрела на него.
— В нем нет желания жить, это очень плохо. Давайте вместе подумаем, как вывести его из такого состояния. Может быть, все-таки вызвать родителей? Как вы считаете? — Кленов, казалось, размышлял вслух. — Почему Вадим Дмитриевич категорически запретил сообщать им что-либо?
— Это отдельная история, не стоит сейчас ее обсуждать, — Олег махнул рукой. — Только как самое последнее средство я могу посоветовать вызвать его мать или отца.
— Я попробую что-нибудь сделать, но не уверена, что у меня получится, — Света печально вздохнула. — Я, к несчастью, вовремя не поняла, что раздражительность Вадима, его несдержанность и, с другой стороны, замкнутость – это чистой воды симптомы эмоционального выгорания, а теперь ко всему этому добавилась тяжелейшая травма. Я предвидела такую ситуацию, старалась предотвратить ее, но, как видите, ничего не вышло.
— Я тоже попробую, — вмешалась Оксана. — У меня свои методы найдутся, не научные, а чисто бабские, но достаточно эффективные.
Медведев лежал, глядя в потолок пустыми глазами, и на вошедшую в бокс Оксану никак не прореагировал.
— Это ты сам такое выдумал?! Или надоумил кто? — Оксана подошла к нему вплотную. — Я была о тебе другого мнения. Оказывается, ты за эти годы изменился не в лучшую сторону, не могла себе представить когда-то, что ты можешь довести девушку до слез. Какой был хороший, добрый мальчик, и в кого превратился?!
— Был, — равнодушно согласился Вадим, — но больше уже никем не буду.
— Что значит не будешь? У тебя вон какая девонька распрекрасная, она уж милого своего на ноги поставит. Ради такой зубами за жизнь должен держаться, а ты что придумываешь?
— Не нужно со мной возиться. Я все знаю, что со мной, я никогда не встану.
— Встанешь, — Оксана уперла руки в бока. — Я в медицине почти тридцать лет, много чего повидала, знаю, что говорю. Ради Светланы, слышишь, ради нее встать обязан. Когда такая девушка говорит, что любит, мертвый и то подняться должен.
— Она не может меня любить, не должна. Говорит так, только чтобы меня утешить, — в тихом голосе Вадима появился оттенок горечи. — Зачем я ей такой нужен? — Голос стал чуть громче. — Почему мне не дали умереть? Все проблемы одним махом решились бы. Не захотели показатели испортить?
— Нет, ты глупеешь прямо на глазах. Света почувствовала, что с тобой что-то неладно, примчалась в клинику в два часа ночи, обнаружила отключенные датчики, тебя в луже крови и подняла всех на ноги. А ты говоришь, что не может она тебя любить! Сегодня уже среда, Светочка ни на минуту отсюда не выходила с того момента, как приехала, себя во всем винит, что не поняла, какой у тебя был настрой! — Оксана покачала головой. — Чего ты, в итоге, добился? И так весь искромсанный, и опять тебя пришлось резать, чтобы снова ставить дренажи. Теперь их пришили так, что уже не выдернешь, как ни старайся. И наблюдение за тобой круглосуточно будет вестись, никого не уговоришь датчики выключить.
— Зря все это. Зачем мне жить? Я не хочу существовать калекой и лучше умру. Света успокоится, в конце концов забудет меня, выйдет замуж, нарожает детей и будет жить нормальной жизнью, которой я ей дать не смогу.
— Да-а, оплеуху Светочка тебе правильно отвесила! Мало еще досталось, я сейчас от себя добавлю, у меня-то рука потяжелее будет, — не шутя, пообещала Оксана, ее черные глаза гневно заблестели. — За каждую Светочкину слезинку тебе десяток пощечин дать нужно.
— Она плакала? — в глазах Медведева появилась боль.
— А ты этого даже и не заметил… Конечно, где уж тебе! Ты такой же эгоист, как все мужики, только о себе и думаешь, упиваешься своим благородством – не хочу портить ей жизнь, уйду, умру, пусть забудет меня. Не знаешь ты ее совсем! Светочка всю жизнь тебя помнить и любить будет, даже если, не дай бог, все пойдет по твоему сценарию, даже если она выйдет потом замуж за кого-нибудь. Счастлива она не будет никогда. Ты ее не любишь и никогда не любил, если так про нее можешь говорить.
— Люблю, — слабым вздохом донеслось до Оксаны.
— Тогда должен все возможное и невозможное сделать, чтобы не плакала твоя любимая, иначе грош цена всем твоим словам!