Институт репродукции

– Аглая, поверь, полумерами здесь не обойдешься. Хорошо, вот ты говоришь, школу. Запостить в сети фотки детей, с описанием их кошмарных условий жизни, добавить парочку интервью с какими-то 8—10 летками – я ж видел, как ты там строчила. Чтоб всем стало ясно, какие они там умненькие-способненькие, без образования пропадают. Ах-ах, люди добрые, помогите! И что, думаешь, из всего этого выйдет? Да к гадалке не ходи – зашлют туда десант соцработниов и попросту отберут всех наличествующих детей. Распределят их по усыновителям, детдомам и интернатам. Где будут у них, наконец, все условия, и школы, и детсады, и питание, и воспитание, а также, вполне вероятно, побои, унижения, и дедовщина. Не будет только мамы с папой, чтобы их защитить. То-то они тебе спасибо скажут за такую заботу – и дети, и родители!

– Ну, а что тогда, по-твоему, делать? Бикфордов шнур, и взорвать забор с проволокой по всему периметру?

– Думать, Аглая, думать! Скорей всего, нас затем туда и запустили, что надеются – сейчас мы глупостей с разгону наворотим, они по нашим глупостям свои умные меры примут – и, глядишь, все осталось по-старому, а зато пара на вершок выпущено, и в очередной раз избежали взрыва.

Оскар на секунду задумался, откинул темные, с проседью волосы со лба, зачесал их назад пятерней.

– Бикфордов шнур – это бы хорошо, да… Это б мы с превеликим удовольствием… Но только ведь не поможет.

– Но что ж тогда? Ведь, согласись, все это и происходит именно потому, что мы все – люди вокруг – просто стоим, смотрим и ничего не делаем.

– Хорошо, и как же ты предлагаешь поднять против этого всех? К каждому индивидуальный бикфордов шнур-то не проведешь!

Тут глаза у меня всерьез начали слипаться. Потихоньку, сама незаметно для себя, я сперва продвинулась дальше вперед по их необъятной кровати, потом повалилась на бок, уткнулась головой в какой-то теплый и мягкий ком – может подушку, может, смятое детское одеяльце, может даже чье-то колено, наконец, втащила на кровать свои длиннющие ноги, подтянула к подбородку коленки и отрубилась. Последнее, что помню – кто-то накинул на меня сверху плед, но мама это была, или Оскар, точно не знаю. Наверное, все-таки Оскар, у мамы-то обе руки были заняты.

*

Я проспала! Проснулась – за окном сумерки. Мамина постель пуста, если не считать забытую в ней меня. Ощущение, что пропустила нечто ужасно важное, преследовало меня, пока я шла, запинаясь, из комнаты в ванную, потом к себе – в постели опять кошка с котятами, видать, не понравилось им мое гнездо. Телефон отыскался на зарядке, под небрежно сброшенной на стул грудой одежды. Звонков было на удивление немного – два от Кости, один от Игоря, еще один с какого-то неизвестного номера. Собственно, всего только семь вечера. Но ведь вечера же! Вот так всегда, вчерашние сутки начисто сожрали день.

А между прочим, на новой должности суток у меня больше не будет. Ну, разве что заменить кого-то придется. Старшие сестры отделения работают с восьми и до трех. А еще чаще уходят в час.

Выпив кофе, я все-таки соизволила отзвонить Игорю. Косте не стала звонить вообще – какой смысл, я ж не знаю, сколько этот таинственный разговор с Игорем займет? Вот освобожусь – и звякну. Просто сказать что еду.

Мамы не было. Татьяну она, видимо, забрала с собой. В своей комнате Марфа мурлыкала малышке какую-то песенку, и дядя Саша что-то гудел, довольно и басовито. Варька и Васька, умытые и в пижамках, смотрели мультики, и вообще в доме чувствовался порядок – не в пример утреннему бардаку. Похоже, Марфа отоспалась и начала приходить в себя.

Игорь ждал меня в кафе, в маленьком переулочке, недалеко от Таганки. Там было уютно, полутемно, из динамиков вечно шуршала какая-то тихая, ненавязчивая музыка, и поили там чаем. Что тоже было неплохо, так как кофе у меня уже из ушей тек.

Мы сидели по разные стороны маленького стола, посередине которого на маленькой газовой горелке светился мягким, красноватым светом стеклянный чайник. Игорь подливал мне чаю, подкладывал на блюдечко печенюшки, чуть ли не рвался размешивать сахар ложечкой в моей чашке. Во всем поведении Игоря чувствовалась странная, непривычная неловкость – будто мы на первом свидании, и он не знает, о чем со мной говорить.

– Это… – произнес он наконец хриплым от волнения голосом. —А хорошая сегодня погода была, верно? Тепло. Прямо как будто лето уже настало, а?

– Не знаю, не заметила. Почти весь день проспала. Игорь, так ты что мне сказать- то хотел?

– Прямо так сразу? Чего ты такая нетерпеливая? Погоди, дай человеку с мыслями собраться. Разговор-то ведь не простой.

– Игорь, кончай ваньку валять, какие могут быть у нас непростые разговоры, у тебя семья, у меня тоже своя жизнь давно…

– Своя жизнь, говоришь? – Он прищурился и придирчиво оглядел меня с головы до ног. – Это тот, что ли, тощий компьютерный хмырь? Что-то я его давненько не видел.

– Слушай, какая тебе разница? – я уже начинала злиться. – Давай уже, говори! Можно подумать, у тебя времени вагон. Самого, небось, жена дома ждет.