Институт репродукции

– Ага. Ты только не забывай, что вокруг были тридцатые годы, прапрадедушку только арестовали, семья вся как на вулкане, а за окошком первое мая и сплошное «Ура – Да здравствует!». Такой себе общемировой пубертат. Да все б ничего, помер и помер, лишь бы был здоровенький. Вот только девочкам он успел всю душу разбередить. Вот чего я ему простить не могу. Понимаешь, им это помешало вовремя и естественно изжить эту свою детскую влюбленность. Уверен сто раз бы у них все прошло, не оборвись все тогда так резко и страшно. А в результате: две так замужем и не были – по их мнению, ни один встреченный мужик незабвенному Винсентику в подметки не годился. А бабушка, Лаура, исхитрилась-таки выйти, но тоже как-то криво и по-дурацки. Сестры так на нее за это обиделись – полтора года потом разговаривать с ней отказывались, до того возмущены были. И до конца жизни утверждали, что никакой там любви не было, а просто прадед мой внешне очень походил на покойного дядю, и это чисто внешнее сходство ввело бедную Лорочку в заблуждение, которое, по счастью, довольно быстро рассеялось. Хорошо, хоть дедушку моего родить успела. А то, прикинь, сейчас бы и меня на свете не было!

– Ужас какой! Не пугай меня так, пожалуйста, а то подумаю еще, что ты призрак.

Комната на моих глазах стремительно заполнялась призрачными серыми, тенями. Они двигались, разговаривали, заламывали в отчаянии руки, чего-то хотели, чего-то добивались, на чем-то настаивали… Стараясь избавится от этого наваждения, я привстала на раскладушке и энергично потрясла головой.

– Ну, и чем там у них все кончилось?

– Они расстались, не прожив вместе и полугода, так что дед мой вырос без отца, зато с тремя мамами.

– Ну, хорошо, семья в твоем понимании – это прабабушки, и сонм давно вымерших родственников. Но мать-то реальная у тебя есть? Ты с ней знаком хотя бы, вы как-то общаетесь?

– Знаком. Общаемся. Иногда, по скайпу. Но… понимаешь, мать – она ни на одну прабабушку ни капельки не похожа. Прям-таки до смешного! Они ведь все три точно близняшки были – маленькие, сухонькие, изящные. И дед мой, Винсент-третий…

– Тьфу, запуталась я! Ты хочешь сказать, второй?

– Да нет! Был еще самый первый Винсент – наш всехний предок. Помер давным-давно. Еще в позапрошлом веке. Большая семейная легенда. Тот еще был псих. Вечно в какие-то истории влипал, то любовные, то спасал кого-то. То в революции французской участвовал, то русских революционеров прятал. Типа, не то Робин Гуд, не то средневековый рыцарь.

– Я смотрю, у вас не семья, а одни сплошные психи.

– А то! Хотя мать-то у меня как раз нормальная, нормальнее не бывает. Ну ладно, вижу, совсем я тебя запутал. Ладно, постараюсь покороче.

– Да не, ничего. Мне даже уже интересно стало. Ты так здорово рассказываешь, прям все как перед глазами видишь.

Тени клубились, сгущались, обратно рассеивались, притворяясь небрежно брошенными в угол тряпками и скоплениями пыли.

– Правда, что ли? Тогда хорошо. Только ты укройся, как следует, а то смотри, одеяло-то совсем на пол сползло, замерзнешь тут у меня, как цуцик, чем я тебя отогревать стану? Дрова-то уж давно прогорели.

– Да уж найдешь чем!

– Думаешь? Ну, там поглядим. Ветер еще сегодня какой… Смотри, как форточка дребезжит. Да, так вот, дед. Не сбивай меня, а то я так никогда не закончу. Судя по фотографиям – живьем -то я его не застал, дед тоже был весь такой тонкий, звонкий, прозрачный. Но жилистый. Увлекался альпинизмом, и жена его тоже… В горах и остались. Самая романтическая смерть, какую только можно вообразить, что нет, скажешь? Ну, а мамуля моя не в отца пошла – настоящая гренадерша. Высокая, статная, рост под метр восемьдесят, ботинки сорок второго размера. Я рядом с ней – цыпленок. Она меня в детстве «французиком» звала – типа, слишком мелкий и деликатный. Таким, говорила, ротиком, только лягушечек поглощать, курьи ножки для тебя грубоваты будут.

– Думаешь, она тебя не любила?

– Да ну, что ты! Любила, конечно. Просто, видимо, я для нее слишком рано родился. Опять же, с отцом моим у них не срослось. Поженились студентами-второкурсниками, «по-залету» – тогда еще импланты платные были, не все себе позволить могли. Родили меня, спихнули бабкам, и разошлись, когда мне трех лет еще не исполнилось. Институт закончили, и разбежались. Я отца и не помню совсем – так, приходил пару раз в гости мужик какой-то, конфетами угощал. А когда мне пять стукнуло, мать снова замуж вышла.

– А с отчимом у тебя как?

– А чего нам с ним делить? Он там, с мамой, я тут, с бабушками. Мы друг другу не мешаем, наоборот, в случае чего оказываем посильную помощь. Ну вот драться он меня научил, потом еще грести, ну там, машину водить, авиетку – всякое такое, по мелочи.

– Но все-таки, особой близости между вами не наблюдается?

– Откуда бы? Но мужик он правильный, и с матерью они друг другу подходят – он тоже росточком, прямо скажем, не маленький.

– А свои дети у них есть?