Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц

⁴ Грановский Тимофей Николаевич (1813–1855) — историк, профессор всеобщей истории Московского университета с 1849 г. В биографиях Грановского никаких указаний на преподавание его в пансионе обнаружить не удалось. Возможно, имеется в виду пансион Варвары Николаевны фон дер Пален (? — 1849), располагавшийся в Хамовнической части Москвы. А.Д. Галахов, хороший знакомый Грановского, который преподавал там, вспоминал о ней: «Более добросердечной женщины мне редко случалось видеть на моем веку. Доброта ее выказывалась и в отношении к воспитанницам. Я хорошо знал многие, очень известные московские пансионы (Жарни, Данкварт, Севенар), но ни в одном не видал, чтобы пансионерки были так искренно привязаны к своей начальнице, как в пансионе Варвары Николаевны. Они любили ее родственной любовью» (Галахов А.Д. Записки человека. М., 1999. С. 144).

⁵ Речь идет о реформах 1860-х гг., коснувшихся различных сторон русской жизни, в том числе и женского образования (подробнее об этом см. в воспоминаниях Е.Н. Водовозовой).

⁶ Здание московского Екатерининского института сохранилось. Оно находится на Суворовской площади, д. 2 (прежняя Екатерининская площадь). Здание XVIII в. принадлежало графу Салтыкову; в 1820-х гг. было перестроено Д.И. Жилярди и А.Г. Григорьевым под институт. До настоящего времени сохранилась и часть примыкающего к зданию парка с прудом. В комплексе располагается Центральный дом российской армии.

⁷ Покой — название буквы «п» в церковно-славянском языке.

⁸ «особняк между двором и садом» (фр.).

⁹ Директрисой института в 1826–1852 гг. была Софья Карловна Певцова (урожд. Модерах; 1782–1857). О ней сохранилось немало воспоминаний. Так, А.Д. Галахов писал: «Начальница Екатерининского института, С.К. Певцова, вполне отвечала занимаемому ею месту. Светски образованная, ловкая, представительная и вдобавок генерал-лейтенантша, она держала себя независимо, потому что стояла в уровень как с почетными опекунами, заведовавшими учебною и экономическою частями ее заведения, так и с именитыми фамилиями лиц, дети которых воспитывались под ее началом. В молодости своей красотою и любезностию она кружила головы молодым людям» (Галахов АД. Записки человека. М., 1999. С. 131; Отзывы о молодой Певцовой см. в: Вяземский П.А. Старая записная книжка // Вяземский П.А. Полное собрание сочинений: В 12 т. СПб., 1883. Т. 8. С. 410–411). Писательница С.Д. Хвощинская, выпускница Екатерининского института 1842 г., писала о Певцовой: «Я никогда, ни прежде, ни после, не встречала почтенной женщины прекраснее ее. У нее был гордый вид, но он не отталкивал, а, напротив, подчинял себе невольно. <…> Наш выпуск сохранил о ней прекрасное воспоминание: всегда приветливая, и с таким вниманием к нашим успехам, что хотелось учиться хорошо, лишь бы только получить ее одобрительный взгляд и улыбку. <…> Это была женщина глубоко религиозная и, кажется, очень образованная» (N. [Хвощинская С.Д.] Воспоминания институтской жизни // Рус. вестник. 1861. № 10. С. 524–525).

¹⁰ Ср. в воспоминаниях Е.А. Половцевой, урожд. княжны Кропоткиной (сестры известного анархиста князя П.А. Кропоткина): «В то время существовало нелепое подразделение классов. Всех их было семь, из них один приготовительный. Та из девочек, которая поступала в четвертый класс, т. е. первый или старший для маленького возраста, оставалась в нем три года с одной и той же классной дамой и переходила затем сразу в первый класс, считавшийся наилучшим, где оставалась до выпуска, то есть еще три года. Из пятого класса, пробыв три года, девочки переходили сразу во второй, из шестого после трехлетнего пребывания сразу в третий. Таким образом, первый, второй и третий класс были высшими, в которых воспитанницы оставались по три года до выпуска. Третий класс считался наихудшим, впрочем, не столько по знаниям учениц, сколько по их родословной» (Половцева Е. Екатерининский институт полвека назад. М., 1900. С. 5–6).

¹¹ Рафаил Мартьянович Кистов преподавал чистописание в Екатерининском институте в 1838–1852 гг.

¹² Ср. у А.Д. Галахова: «Учителей по исконному обычаю набирали преимущественно из класса людей женатых, которые поэтому предполагались нравственными и степенными. Из холостяков допускали только пожилых; молодые же получали право учительствовать лишь в том случае, если они имели несчастие (а в настоящем случае — счастие) быть невзрачными и, следовательно, от природы запаслись как бы наличным свидетельством полной своей безопасности для институток» (Галахов А.Д. Указ. соч. С. 128).