– Смотря с какой стороны взглянуть, – произнес голос. – Я машина, но когда-то, очень давно, была человеком. На самом деле госпожой Инструментария. Но мой час пробил, и мне сказали: «Вы не станете возражать, если мы снимем компьютерный оттиск вашей личности? Он очень пригодится в справочных бюро». Разумеется, я согласилась, и с меня сняли эту копию. Я умерла, и мое тело отправили в космос со всеми причитающимися церемониями, но я также осталась тут. Было весьма необычно сидеть в этой штуковине, смотреть по сторонам, беседовать с людьми, давать хорошие советы и заниматься делом, пока не построили Новый город. Так что скажешь? Я – это я или не я?
– Я не знаю, мадам. – Элейн отступила.
Приветливый голос лишился веселых ноток и стал повелительным.
– Дай мне руку, чтобы я могла установить твою личность и сказать, что тебе делать.
– Пожалуй, я поднимусь по лестнице и вернусь за дверь, в верхний город, – сказала Элейн.
– И лишишь меня первой за четыре года беседы с настоящим человеком? – осведомился голос в окне. В нем слышалась требовательность, но также были теплота и веселье; а еще одиночество. Оно и решило дело. Элейн подошла к окну и положила ладонь на карниз.
– Ты Элейн! – воскликнуло окно. – Ты
– Да, – ответила Элейн.
Голос вибрировал от возбуждения.
– Он ждет тебя. Он ждет тебя очень, очень давно. И маленькая девочка, которую ты встретила.
Элейн быстро огляделась. Старый нижний город набирал красноту и терял золото вместе с закатом. Ступени за спиной Элейн казались ужасно высокими, дверь наверху – крошечной. Быть может, замок защелкнулся, когда Элейн ее закрыла. Быть может, ей никогда не удастся покинуть старый нижний город.
Должно быть, окно каким-то образом наблюдало за ней, потому что голос госпожи Панк Ашаш стал нежным.
– Присядь, моя дорогая, – произнес он. – Когда я была собой, я вела себя намного вежливей. Но я уже давным-давно не я. Я машина – и все же ощущаю себя собой. Присядь и прости меня.
Элейн вновь огляделась. Позади стояла придорожная мраморная скамья. Элейн покорно села. В ней снова вскипело счастье, испытанное на вершине лестницы. Если эта старая мудрая машина так много знает о ней, быть может, она посоветует, что ей делать. Что голос имел в виду под «неправильной планетой»? Под «любовником»? Под «он уже спешит к тебе» – или что там произнесло окно?
– Переведи дыхание, милая, – произнес голос госпожи Панк Ашаш. Пусть она была мертва сотни или тысячи лет, но по-прежнему говорила с властностью и любезностью именитой госпожи.
Элейн сделала глубокий вдох. Увидела огромное алое облако, напоминавшее беременную китиху, которое готовилось коснуться края верхнего города, высоко в небесах и далеко над морем. Задумалась, есть ли у облаков чувства.
Голос снова что-то говорил. Что он сказал?
Очевидно, он повторил вопрос.
– Ты знала, что идешь сюда? – спросил голос из окна.
– Конечно, нет. – Элейн пожала плечами. – Я просто увидела дверь, заняться мне было особо нечем, и я ее открыла. А в доме оказался целый новый мир. Он выглядел странно и весьма красиво, и потому я спустилась. Вы бы поступили иначе?
– Не знаю, – честно ответил голос. – Я действительно машина. Я очень давно не была собой. Быть может, я бы и поступила так же, когда была жива. Я этого не знаю, но знаю разные вещи. Быть может, я вижу будущее, а может, мне так кажется, потому что машинная часть меня очень хорошо просчитывает вероятности. Я знаю, кто ты и что с тобой случится. Советую причесаться.
– Зачем? – спросила Элейн.
– Он идет, – ответил радостный старый голос леди Панк Ашаш.
–
– У тебя есть зеркало? Мне бы хотелось, чтобы ты взглянула на свои волосы. Они могут стать еще красивей. То есть они и сейчас красивые. Но ты должна выглядеть наилучшим образом. Идет твой любовник, кто же еще.
– У меня нет любовника, – возразила Элейн. – Мне не дозволено его иметь, пока я не выполню часть дела своей жизни, а я до сих пор не нашла это дело. Я не из тех девиц, что бегут к заместителю главы за мечтами, сначала я должна совершить нечто стоящее. Может, я не слишком выдающаяся личность, но у меня есть самоуважение.
Элейн так рассвирепела, что развернулась на скамье и уселась спиной к всевидящему окну.
От следующих слов – таких трогательно-искренних, таких серьезных – у нее по рукам побежали мурашки.