Интегрировать свет

Мы переместились в гостиную. Алья даже не взглянул на нас: стоял у открытой двери в комнату пленных, прислонившись к косяку, и сосредоточенно наблюдал за тем, что происходит внутри.

Эсфориэль сидел на коленях у кровати, спиной ко мне, тихо напевая что-то. Морти — подле него, держа в руках знакомый ларец с лекарствами. Они заслоняли от моего взгляда пациента, которого лечили… но по лицам светлой четверки, столпившейся по другую сторону постели, я поняла: всё очень, очень плохо.

Мы с Лодом, не сговариваясь, поторопились внутрь.

— Как он? — с порога спросил колдун.

Эсфориэль, прервав песню, обернулся.

— Лод, — Морти беспомощно вскинула голову, — мы сделали, что могли, но…

— Слишком много внутренних повреждений, которые нанесли слишком давно. И он потерял слишком много крови. — Лицо брата Повелителя эльфов не выражало ровно ничего. — Если его можно исцелить, это подвластно лишь тебе.

Лод скинул плащ и куртку — на ходу, прямо на пол — и подошёл к кровати, где лежал Фаник.

— Я вызывалась помочь, — Навиния в холодном бешенстве сжимала кулаки, — но никто не соизволил снять с меня этот дурацкий ошейник!

— Потому что если снять с вас ошейник, то с вас станется наделать глупостей. И такое важное дело я вам доверить никак не могу, — безэмоционально откликнулся Алья. — Навыки Лода в исцелении мне известны. Ваши — нет. В подобной ситуации одна ошибка будет стоить мальчишке жизни.

— Слишком опасно, — прошептал Восхт. — Если сделать хоть немного хуже…

Привстав на цыпочки, я робко взглянула из-за плеча Лода на умирающего принца. По-прежнему обнажённого, но теперь — чистого: кровь и грязь исчезли без следа. Вместе с ожогами и порезами. Там, где совсем недавно кровоточили жуткие раны, стараниями Морти виднелась нежная розовая кожа. А вот гематомы остались, и ещё заметнее стала нехорошая, синюшная бледность мальчишки — и то, как туго кожа его обтягивает кости. И то, что целых костей у него осталось не так уж много. И то, что дышал он в странном ритме: несколько редких, неглубоких вдохов, которые потом становились чаще и глубже… и вдруг, на несколько томительных мгновений, затихали вовсе — прежде чем цикл повторялся. И грудная клетка странно просела… ему что, не только рёбра переломали, но и позвоночник?

Взгляд зацепился за серебряный браслет на одной руке: дутую серебряную полоску с рунами. Потом скользнул чуть ниже, к пальцам. Распухшим, неестественно выгнутым, изломанным, некоторым — без ногтей…

Дрожь ужаса и отвращения тряхнула меня, прошила с головы до ног — и, зажмурившись, я поспешно отвернулась.

— Акке, ты мне нужен. Морти, Эсфор — останьтесь, мне понадобится ваша помощь. Остальные — уходите. — Лод за моей спиной отдавал указания сухо и деловито, как хирург перед операцией. Я не видела появления иллюранди, но знала, что он пришёл. — Акке, принеси кристаллы, которые лежат в ящике моего стола. Все, что там есть.

Я не оглядывалась. Я смотрела только на Алью, холодного и невозмутимого. По крайней мере, внешне.

И спокойствие Повелителя дроу почему-то успокоило и меня.

— Он ведь выживет, правда? — в голосе Дэнимона было столько надежды, что мне стало почти больно.

— Я сделаю всё, что в моих силах. — Ответ Лода был негромким и непреклонным. — А теперь уходите.

Я вышла из комнаты первой. Прошла в другой конец гостиной, к книжному шкафу, и позволила себе оглянуться, лишь чтобы привалиться к нему спиной. Все четверо светлых уже вернулись к столу, за которым утром наблюдали за переговорами; Навиния опустилась на один из стульев, как и Восхт… но Дэнимон просто встал рядом, глядя перед собой невидящим взглядом. Криста, прильнув к спине принца, молча обняла его сзади, и трудно было понять — она ищет утешения или хочет утешить сама.

А потом дверь в покои пленников закрылась, и для полноты картины не хватило только красной лампочки «идёт операция».

Алья не стал садиться. Он ходил по гостиной, заложив руки за спину, от одной лестницы до другой, чеканя неторопливый и мерный шаг. Тоже ждал результата, того или иного. Потому что для Повелителя дроу выживание Фаника было так же важно, как и для светлой четвёрки — пусть по совершенно иным причинам.

Ведь ему эльфийский принц не был ни другом, ни братом.

Когда Дэнимон встал у дроу на пути, тот вежливо изогнул бровь. И когда эльф упал на колени, я решила, что это Алья отдал ему такой приказ.

На миг.

А потом заметила безмерное удивление, расширившее глаза Повелителя, и с не меньшим удивлением поняла — Дэнимон сделал это сам.

— Я знаю, что подобное не искупить просто так. Я знаю, что я — твой враг, и моё слово для тебя — ничто. Но пока слова — всё, что у меня есть. И я прошу у тебя прощения, — тихо проговорил светлый принц. — За твою сестру. И за то, что с ней сделали.

Алья молча смотрел на него. Сверху вниз. Недоумённо, вопрошающе, пристально.