Где же Лод? Они ушли вместе, но где он? И кто сделал это с Морти? Вспышка… заклятие? Но не он же, он не мог, зачем ему?! Кто-то из светлых в саду? Машка? Но тела Лода Эсфор не нашёл, значит, его не прокляли, значит, он скрылся, убежал — но почему бросил Морти, почему не вернулся в…
Мысли путала странная, отупелая растерянность, подогретая вином, сытостью и былой умиротворённостью. Я ничего не знала, ничего не понимала: осознавала лишь, что Морти плохо, очень плохо, а Лода почему-то нет рядом, нет, когда он так нужен…
Когда Восхт сел рядом с Альей, я всё же нашла в себе силы подняться с места. На бегу смотрела, как колдун сканирует тело принцессы знакомым серебристым сиянием.
А когда добежала — Восхт изменился в лице.
И опустил руку.
— Что с ней? — отрывисто спросил Алья.
— Повелитель, это… это лёнгсам утхэрнин, — произнёс Восхт со странной беспомощностью. — Проклятие медленного истощения.
Навиния рядом со мной прижала ладонь к губам. Я не поняла, почему, но это явно был плохой знак. Перед глазами всплыл пергамент, освещённый робкой свечой — который я когда-то, безумно давно, читала в лаборатории Лода: в ту же ночь, когда впервые увидела колдовские цветы в его библиотеке, в ночь, когда увидела чёрные шёлковые ленты в его спальне…
«Лёнгсам утхэрнин» — это рандхейвский. А на жёлтом шершавом листе было написано «бёлвун хайегур риртнур», то же «проклятие медленного истощения», но на риджийском. И дальше шла рунная формула, многократно перечёркнутая, так и не завершённая — то ли усовершенствование уже существующей, то ли поиск нейтрализующей…
— Очень редкое, — голос Восхта дрогнул, — требует огромного количества сил… его почти не используют, в бою это нерациональная трата…
— Хватит болтать! — Алья почти рычал. — Лечи её! Быстро!
— Повелитель, оно… неизлечимо.
И тут я поняла причину ужаса Навинии.
А вот Алья, который просто продолжил смотреть на колдуна — кажется, нет.
…взамен неисцелимых ран у нас появились неисцелимые проклятия…
Гадкий, предательский холод пополз по рукам, от кистей — выше.
Нет. Нет, нет, нет! Когда я говорила, что до конца жизни буду… я не думала, что не хочу видеть Морти, не думала, что она должна исчезнуть, никогда не думала. Она должна жить, обязана…
— Лёнгсам утхэрнин — одно из десяти проклятий, которые нельзя нейтрализовать, — бессильно бубнил Восхт, точно его вызвали к доске на уроке: чтобы сказать хоть что-то, чтобы хоть как-то попытаться успокоить огонь, вспыхнувший в глазах Повелителя дроу. — Очень сложно сотворить, да. Но нейтрализовать невозможно.
Я видела, как побледнел Лу — той же пепельной бледностью, так, будто прокляли его самого. Как потемнели взгляды гвардейцев Альи, окруживших нас, как потемнели взгляды всех дроу в зале. Иные девушки уже плакали; ловя на себе взгляды мужчин, светлые невольно сбивались ближе друг к другу.
Лод… Лод, где же ты? Ты смог бы её вылечить, ты работал над формулой, ты всё…
— Я же сказал — лечи её, — произнёс Алья наконец. Не крича, спокойно, почти любезно. — Это так сложно, понять короткий приказ?
Восхт моргнул.
— Повелитель, вы не…
— Я всё понял. Но ты её вылечишь. — Алья уже почти шептал. — Немедленно.
— Повелите…
— Излечи её. Ты должен. Пожалуйста, прошу! — Алья крепче обнял умирающую сестру, и шёпот его сбился в хрип. — Прошу. Прошу, она же… моя…
Навиния, подступив сзади, дрожащей рукой коснулась его плеча, но дроу словно не заметил этого: опустив голову, закрыв глаза, он баюкал Морти, лежавшую в его руках — словно больного ребёнка, словно маленькую девочку, словно другую сестрёнку, когда-то сидевшую на его коленях, тоже потерянную, — и кровавую дорожку на щеке принцессы разбила прозрачная капля, упавшая сверху.
Дыхание её уже было почти незаметным. Лицо спокойным, точно во сне.
Нет. Нет. Морти не может умереть. Алья не может её потерять, Лод не може…
— Это… будет быстро. — Восхт тоже сбился на шёпот. — Она не очнётся, и ей… ей не больно.
Мир обратился чёрной пустотой, с маленьким куском реальности — прямо передо мной.
Неправильно. Немыслимо. Всё не должно закончиться так, не должно, не должно, не…
Эсфориэль отстранил Алью одним решительным толчком. Разжал руки Повелителя дроу — безмолвно, непреклонно. Тот даже не сопротивлялся: потерянно глядя, как эльф бережно прижимает к себе принцессу, сейчас казавшуюся такой хрупкой.
Тонкие, почти стеклянные пальцы осторожно и ласково приподняли голову Морти. Так, что губы Эсфориэля почти коснулись её губ.
В сиреневых глазах полыхнуло фиолетовое пламя.
— Клянусь хранить жизнь твою, душу и сердце, пока не испущу последний вздох. — Эльф заговорил, и в его словах звучала щемящая, беспредельная нежность и странная обречённость. — Отдаю тебе моё сердце, мою душу и мою жизнь.
— Не может быть, — выдохнул Фаник за моим плечом.
— Прими мой дар. Прими меня, как я принимаю тебя. — Эсфориэль прикрыл глаза. — Мы едины. Отныне и навсегда.
В памяти эхом всплыло то, что когда-то говорил мне младший эльфийский принц.
…этим ритуалом эльф отдаст ей половину своей жизни…
…с женщиной, которую он любит всем сердцем…
…эйтлих исцеляет любое проклятие…
Неужели…