Как я уже отмечала, Толстой предсказал политическую победу зла в XX веке, вытекающую из принципа насилия, «поиска врагов» и кровавой борьбы с ними. Но он не мог даже вообразить возвращения истории в людоедские времена, когда бытовая и религиозная неприязнь может вылиться в явление Холокоста. В том аду досталось всем славянским и неславянским народам. Но еврейский вопрос не исчез даже в адских условиях. Именно этот факт наглядно демонстрирует принципиальную ограниченность, хотя и очень симпатичных, но по большей части головных фантазий, о всеединстве и всемирном братстве В.С. Соловьева и Толстого.
Теперь обратимся к одному из важнейших художественных текстов Толстого, раскрывающему принципиальную позицию Толстого по национальному вопросу. На примере повести
Толстой принадлежит к тем немногочисленным писателям, для которых тема войны:
В 1900 г. Лев Толстой, отстаивая учение о ненасилии, теоретически и практически борясь за права людей на мирную жизнь, прозорливо написал об истинных причинах любых войн и тотального озверения человечества на всех континентах: «Взаимная враждебность народов и государств достигла в последнее время таких удивительных пределов, что, несмотря на то, что нет никакой причины одним государствам нападать на другие, все знают, что все государства всегда стоят друг против друга с выпущенными когтями и оскаленными зубами и ждут только того, чтобы кто-нибудь впал в несчастье и ослабел, чтобы можно было с наименьшей опасностью напасть на него и разорвать его. Все народы так называемого христианского мира доведены патриотизмом до такого озверения, что не только те люди, которые поставлены в необходимость убивать или быть убитыми, желают или радуются убийству, но и люди, спокойно живущие в своих никем не угрожаемых домах в Европе, благодаря быстрым и легким сообщениям и прессе, все люди Европы и Америки – при всякой войне – находятся в положении зрителей в римском цирке и так же, как и там, радуются убийству и так же кровожадно кричат: “Pollice verso!” (Толстой, 90, 431).
Пацифизм и антимилитаризм Толстого стали практическим продолжением и развитием его художественных и творческих идей, созданных им смыслообразов войны и мира на протяжении всей творческой биографии.
Кавказ сыграл ключевую роль не только в динамике художественных образов, но и в жизни писателя. Уже в ранней молодости он вполне романтически добровольно избирает этот мир, непохожий на салонную культуру русских столиц и ищет себя в нем. Поведение молодого Толстого – сорт романтических порывов, руссоизм по преимуществу. По ходу изложения отметим, что, по воспоминаниям современников, в конце жизни, собираясь уйти из дома и найти покой в чужой земле, Толстой также рвался на Кавказ. Это желание не сбылось, что не удивительно в контексте известных обстоятельств его трагического ухода и смерти. Но очевидно, пусть и в мечтах, в конце жизни он хотел вернуться к истокам – в то пространство, о котором он много думал последние пятьдесят лет своей жизни, работая над повестью «
Эта повесть – сгусток его философии жизни. Именно на Кавказе была определена важнейшая специфика его тем, представленных как сложная амальгама пересечений двух базовых смыслообразов, им навеянных, –
Если вначале 50-х гг. молодой Толстой еще весьма описателен в своих кавказских рассказах («Рубка леса», «Казаки», «Набег»), и романтизм войны, однозначное противопоставление войны миру, как двум диаметрально противоположным мирам, явно присутствует в них, то «