В 70-х началась атомизация низов, взаимное отчуждение. Наш коллективизм перестал быть фольклорно-органичным, сохранив при этом свои стадно-механические свойства. Мы впервые узнали, что мы одиноки. Интеллигенция увлекалась экзистенциализмом. Солидарность держалась только при 40 водочных градусах, ниже она распадалась. Кризис переживали не только верхи. Социальная ткань ветшала, а частная жизнь крепла. Она была явно ненормальной, от нее несло перегаром и хаосом.
Первая половина 80-х напоминает мне затишье перед, в то время как 70-е - это апатия напополам с агонией на фоне всеобщего застолья. Есть такая наука - синергетика. Она учит, что абсолютного хаоса нет. В хаосе всегда прячется порядок, хаос - самоорганизующаяся система. Если это так, то в первой половине 80-х наша фрустрированная прежде частная жизнь оживает, постепенно вытесняя т. н. общественную жизнь, от которой остался только хрупкий остов, и творит новые, "диссипативные" структуры. А с середины 80-х это было уже не остановить. Эпилептоид выходил из спокойной фазы, но выходил медленно, а выйдя, странным образом обошелся без большой крови. Неужели мы учимся на ошибках? Тьфу три раза.
1987. "Пермь - открытый город". Его открыли молча, в отличие от памятника Татищеву, просто "в ежегодном списке закрытых городов не оказалось Перми". В 88-м на улицах Перми появились иностранцы и, поудивлявшись немного, все приняли это как должное. Ни одной статьи, в которой хоть как-то был бы осмыслен этот факт, сопоставимый по важности разве что с основанием города, так и не появилось. Это по-нашему, полный обломов: "Это у них, там, в Москве, сразу вскипела "гласность", а у нас в Перми все было тихо. У нас всегда тихо..."
Впрочем, происходило "извержение энергии андерграунда". У нас была приличная и разнополярная тусовка, преимущественно литературная и музыкальная. В 1990-м, незадолго до смерти, в Пермь приезжал Цой с "Кино". На привокзальной площади играли пермские группы. Помню "Танцы на траве" с Игорем Трахтингерцем (он давно в Германии).
Вот так, с разгону мы влетели в 90-е. Вырвавшись из бутылки, джин частной жизни уже не отделял ее от общественной. История 90-х заключена между двумя Порядками: тем, что рухнул, и тем, который складывается сейчас на наших глазах. Владимир Киршин видит 90-е несколько иначе, чем ваш покорный слуга: "Частная жизнь на пороге нового века дошла до крайности, до края, до полного разрыва с обществом, до личных баррикад, до землянок бомжей в городском лесопарке. Никому ни до кого нет дела: броня и баксы". Под броней разумеются бронированные "комки", с 1997 года постепенно сменившиеся стеклянными павильонами.
По косточкам месяцев в книге разобран 1992 год. "В этом году частная жизнь в России победила!.. Хлеб и молоко с начала года подорожали в 100 раз. Народ одичал в 1000". И, наконец, резюме: "К концу века свершилось главное - ПРИВАТИЗАЦИЯ ЖИЗНИ. Жизнь на сто процентов стала частной, твоей, и все проблемы, прежде решаемые государством, стали твоими, и нравственный выбор "украсть - не украсть", "уехать - не уехать - стал твоим личным делом. Мораль отменена. Жизнь приватна. Такой сюжет".
Что к этому добавить? Не думаю, что мы стали стопроцентно частными людьми: в нашей восстанавливающейся системе Рюрика-Гостомысла, это принципиально невозможно. Однако жизнь заставляет нас меняться, особенно тех, что помоложе. Мы, сегодняшние, не столь архаичны, как в 50-60-е, не столь безнадежно-апатичны, как в 70-е. Мы выходим из закономерно накрывшего нас хаоса отмороженных 90-х. Мы стали чаще полагаться на себя. Ожесточение, которое мы вынесли из 90-х, ожесточение, в свою очередь, наложившееся на люмпенизацию советского времени и в особенности затронувшее ту же молодежь, слегка отступило в генетическую тень. До очередных худших времен. Наша нынешняя частная жизнь - как памятник Никите Хрущеву на Новодевичьем работы Эрнста Неизвестного: черное с белым и исход не ясен. Дай нам Бог удачи.
http://liter.perm.ru/ess_rak3.htm
Вячеслав Раков
"Пастиш"-серия продолжается
7 июля 2005 года в Пушкинской библиотеке прошла презентация сборника "За чистоту веры".
Его издатель - Виталий Калашников: путешественник, поклонник буддизма, поэт, фотохудожник - и это еще не все. Кроме того, Виталий - член клуба "Пастиш". Это клуб любителей постмодернизма. Он возник несколько лет назад. Его "гнездо" - в Пушкинке, где работает идейный вдохновитель клуба Игорь Изместьев, один из авторов сборника.
Сборник, как явствует из его названия, посвящен вере и религии. Здесь есть все: научные и околонаучные работы, эссе, проза, стихи. Жанровое разнообразие несколько усложняет восприятие текстов; помимо этого авторский состав нельзя назвать ровным в смысле, в частности, литературного качества. Тем не менее, интересных материалов в сборнике больше. Это нечто живое.