Читаем Интеллигенция в тумане полностью

Где мне вспоминать всех родимых подряд,

Во всю тишину распуская морщины, -

Мы капли огня над твоей матерщиной.

28.12.96.

 * * *

Вокруг Перми леса мычат, как скот на бойне.

Кто выдумал, что им не страшно и не больно.

Над ними поднялись, запричитали птицы,

Переворачивая небо, как страницу.

Два ангела летят по улице Краснова,

Заглядывая в сны и находя полову.

Здесь праведника нет и дальше будет то же,

Кошмарный город Пермь выгуливает псов,

Его собачья жизнь пошла гусиной кожей,

И дети отвечают за отцов.

День валится за днем, цепляя нас корнями.

Мы жили и умрем веселыми парнями.

Из бестиария замученной земли

Мы выберем сибирского котенка

И пыль уральской ядерной зимы

Переживем в заботливых потемках, -

Под тонкой шкуркой новеньких небес,

Где бандерлогам ничего не светит.

Еще скрипишь, еще ты дышишь, лес.

И тут как раз нас ангелы заметят.

19.02.97. http://liter.perm.ru/stihy_rak1.htm


Из книги "Число π"

Вячеслав Раков

Пермский цикл / 2

* * *

Пермь-Первая, Пермь-та-еще-подруга

Рождаешься и, как чибон, - по кругу,

По кругу первому, Итаке, ИТК.

Не успевает загореться спичка -

Проскакиваешь лимб на электричке

И начинаешь без черновика.

Вокруг тебя родные психопаты

Шагают патетически до хаты

И за столом решают, кто кого,

И вон душа с кишками вперемежку,

Вергилий шепчет, чтобы ты не мешкал,

А то одолевает естество.

Вот Пермь-Вторая подает вагоны,

Ты вытираешь потные ладони,

О Господи, какой же ты худой.

Спасительно врывается чужбина,

Земную жизнь пройдя до середины,

Ты выделил остаток запятой.

Скажи спасибо, как тебя учили,

Всем барышням, всем пиночетам Чили,

Всей бестолочи своего ума, -

Они тебе напели безвозмездно,

Что жизнь звенит, что плакать бесполезно

И ничего не надо понимать.

Ты вдруг перешибаешь обух плетью

И это называется Пермь-Третья,

Малиновая, окнами на сад,

Теперь вы с ней ни в чем не виноваты

И Одиссею нет назад возврата,

Когда он возвращается назад.

15.03.97.

* * *

Полуденный Компрос. Конец пятидесятых.

Еще легко дышать и делать аты-баты.

Компрос прямей меня, но я его прямее,

Когда от газировки цепенею,

Найдя глазами кафедральный шпиль

И облака над алкагольной Камой,

Во мне гудит кармическая пыль

И у меня пока есть папа с мамой.

Стоит колониальная тоска.

Закрытый город может спать спокойно.

Молчание берется с потолка

И делается ношей колокольной

Не сразу, нет, не сразу. Три сестры

Давно в московском кружатся астрале,

На наш крыжовник точат топоры

И сладко повторяют: "Non c'e male",

И говорят: "Всяк человек есть ложь,

И ложь вдвойне, когда берется в паре".

Потом пошел безалкогольный дождь

Косым шажком. И на меня попало.

Июнь 1997.

 

Памяти Николая Зарубина

Озерные холсты, прохладное свеченье,

Тихонько подойти и покрошить печенья

Всем тем, кто здесь живет - от Камы до Алтая,

Переплывая смерть и музыку латая.

Под Пермью низкий звук и длинные пустоты,

Подземная пчела там заполняет соты,

Там время копится, к зиме загустевая,

И дремлет тело живописца Николая.

Успеть бы к осени добраться до постоя,

Где бирюзовый свет и облако густое,

И в том свету, подъятом, как акрополь,

Поесть окрошки, пахнущей укропом.

7.07.98.

* * *

В деревянном доме, как в скиту,

Вот тебе и место для скитаний,

Дерево не любит тесноту

Наравне с бродячими котами.

В деревянном доме, как в дыму,

Мимо мира в дохленькой мансарде,

В деревянном доме, как в Крыму,

В ситцевых трусах и при "Массандре".

В деревянном доме ночь нежна,

Даже если дом - как домовина.

Утром я восстану ото сна

И что дом, что поле - все едино.

30.08.98.

* * *

Бабушка резала хлеб на квас

И тут правую руку выбросило под нож:

Ноготь разошелся двумя черепашками

И струйка крови побежала между ними в смерть.

С тех пор я живу на двух берегах.

* * *

Пошел, как Бендер, е2 - е4

В местах, забывших о теплом сортире,

Дворняга окраинной восьмилетки,

Попавший во все тетрадные клетки.

И все бы ладно, да Бог не дремлет

И хочешь не хочешь, надо есть землю.

Ни кожи, ни рожи, ни баб карамельных,

Сошел в миттельшпиль сухих подземелий

И лет через десять, как из перехода,

Поднялся наверх и вкусил кислорода.

А дальше те игры, ты знаешь, Дженни,

Имели сильное продолженье -

Король обут, одет и обстиран

И есть надежда, что кончим миром.

Ты отвечаешь: совсем, блин, забыла -

Над нами солнце не заходило.

13.3.99.

* * *

В утильке у деда, напротив школы,

За елы-палы до "Кока-колы"

Листаю Жюльверна и лижет скулы

Зюйд-вест у побережья Анголы.

Жюльверн сдан в утиль из тюряги -

Подрезанный, чтоб не ушел в варяги,

Клейменный штампом, почти что голый,

С цикорием совершенных глаголов.

А там невесть на какой странице

Втихую меня переходят границы

И облик местного населенья

Рождает в печени недоуменье.

И ныне, совсем отходя от пирса,

Делая вид, будто просто пописать,

Я нарекаю себя "Пилигримом".

Не позволяй мне проплыть мимо.

31.08.2000.

 

* * *

Кажется нам по пути

Городок-с-ума-сойти

Думаем не головой

Ты да я да мы с тобой

Ты подрос и я подрос

Это даже не вопрос

Ты уж братец не серчай

Городок-прости-прощай

Я барбос и ты барбос

Городок-спаси-Христос


http://liter.perm.ru/stihy_rak2.htm


Из книги "Число π"

Вячеслав Раков

Стихотворения иного плана

 

Сонет начала

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе
Адепт Бурдье на Кавказе: Эскизы к биографии в миросистемной перспективе

«Тысячелетие спустя после арабского географа X в. Аль-Масуци, обескураженно назвавшего Кавказ "Горой языков" эксперты самого различного профиля все еще пытаются сосчитать и понять экзотическое разнообразие региона. В отличие от них, Дерлугьян — сам уроженец региона, работающий ныне в Америке, — преодолевает экзотизацию и последовательно вписывает Кавказ в мировой контекст. Аналитически точно используя взятые у Бурдье довольно широкие категории социального капитала и субпролетариата, он показывает, как именно взрывался демографический коктейль местной оппозиционной интеллигенции и необразованной активной молодежи, оставшейся вне системы, как рушилась власть советского Левиафана».

Георгий Дерлугьян

Культурология / История / Политика / Философия / Образование и наука
Социология искусства. Хрестоматия
Социология искусства. Хрестоматия

Хрестоматия является приложением к учебному пособию «Эстетика и теория искусства ХХ века». Структура хрестоматии состоит из трех разделов. Первый составлен из текстов, которые являются репрезентативными для традиционного в эстетической и теоретической мысли направления – философии искусства. Второй раздел представляет теоретические концепции искусства, возникшие в границах смежных с эстетикой и искусствознанием дисциплин. Для третьего раздела отобраны работы по теории искусства, позволяющие представить, как она развивалась не только в границах философии и эксплицитной эстетики, но и в границах искусствознания.Хрестоматия, как и учебное пособие под тем же названием, предназначена для студентов различных специальностей гуманитарного профиля.

Владимир Сергеевич Жидков , В. С. Жидков , Коллектив авторов , Т. А. Клявина , Татьяна Алексеевна Клявина

Культурология / Философия / Образование и наука