— Не слишком ли? Не слишком ли, Владимир Ильич? — упорствовал Чичерин. — Ведь, насколько я понимаю, данный декрет — это не просто комплекс необходимых чрезвычайных мер, которые должны снасти революцию от голодной смерти. Речь идет о нашем отношении к крестьянству вообще. Декрет заложит основы нашей продовольственной политики, определит отношения...
— Совершенно верно! Согласен с вами, товарищ Чичерин! Тут надо вот что сделать. И это крайне важно для всей вашей работы, товарищ Цюрупа! У вас в проекте декрета сказано, что в случае обнаружения хлеба, не заявленного к сдаче, половина стоимости этого хлеба выплачивается тому, кто укажет на сокрытые излишки. Очень хорошо! Очень правильная мера! Но надо еще внести добавление о долге трудящихся, неимущих и не имеющих излишков крестьян объединиться для беспощадной борьбы с кулаками. Я тут записал свои замечания. Возьмите, — Ленин протянул через стол небольшой листок. — У кого есть еще? Так. Давайте... Мелкие поправки сделаны прямо в тексте.
— Владимир Ильич, — напомнил Бонч-Бруевич, — Алексей Иванович просил выслушать заявление областных продовольственных организаций, прежде чем принимать декрет окончательно.
— Ах, да! — спохватился Ленин. — У Рыкова есть особые соображения... Ну хорошо. Думаю, все же целесообразно будет сейчас принять декрет в целом и поручить доработать его к завтрашнему заседанию Совнаркома — к шести часам. Ввиду чрезвычайной важности вопроса поставить первым пунктом завтрашней повестки доклад Цюрупы и содоклад Рыкова.
«Ну вот! — с досадой подумал Александр Дмитриевич. — Чего больше всего боишься, то и случается! Держитесь теперь, уважаемый товарищ Цюрупа!..»
И действительно, назавтра заседание Совнаркома началось боем. Едва только Александр Дмитриевич прочитал исправленный текст декрета, как слово взял Рыков:
— Я категорически протестую, — слегка заикаясь, начал он. — Диктаторские меры в этом вопросе излишни: они ничего не дадут.
— Может быть, вы объясните почему? — насторожился Ленин. — Какие у вас конкретные замечания по проекту декрета?
— Дело не в отдельных замечаниях. Необходимо изменение всей продовольственной политики. То, что предлагает Цюрупа, — это фанатизм человека, оторванного от жизни. — Рыков сделал пол-оборота в сторону Александра Дмитриевича, улыбнулся ему, точно хотел сказать: «Платон мне друг, но истина дороже», и уже мягче добавил: — Вы посмотрите, что делается вокруг, реально оцените обстановку...
— Нуте-с, нуте-с...
— На юге Акмолинской области еще хранится немолотый хлеб урожая тринадцатого года! Крестьяне говорят: «Берите», но не хотят везти за сотни километров, чтобы получить приблизительно по восемьдесят копеек за пуд по твердым ценам. В Новгородской губернии на протяжении вот уже многих месяцев результат деятельности заготовительных органов равен нулю, а между тем из этой губернии даже сейчас мешочники-спекулянты вывозят сотни, тысячи пудов по двести рублей за пуд! Я не буду затруднять ваше внимание другими примерами. Все это очевидные факты.
— Безусловно, — согласился Ленин.
— Поэтому, — продолжал Рыков, — от имени областных продовольственных организаций я предлагаю следующее, — он наклонился, достал из портфеля заготовленный листок и, опять распрямившись, заговорил, растягивая начала слов: — Установить плату за провоз хлеба, считая твердые цены франко-амбар, то есть фактически увеличить их. Второе. Установить временно премию за провоз хлеба. Третье. Сосредоточить все дело в руках государственных органов, представителей Комиссариата продовольствия, местных продкомов (не менее одной трети мест) и других.
— Как понимать «и других»? — спросил Ленин.
— Сейчас поясню. Четвертое. Привлечь к заготовке хлеба кооперативные органы, а где они недостаточно развиты — частные торговые общества.
— Ого! — иронически заметил Цюрупа. — Вот это и есть «и других»?..
— Я повторяю: надо реально оценивать обстановку! — оборвал его Рыков. — Пятое. Установить твердые цены на предметы первой необходимости (главным образом на мануфактуру). Это, как вы понимаете, также дает выгоду мужику в товарообмене и косвенно поднимает цены на хлеб.
Ленин одобрительно склонил голову и черкнул что-то на своем листке.
— Наконец, шестое. Ввести в состав коллегии Комиссариата продовольствия представителей от крупных областных продовольственных объединений. — Победно глянув на Цюрупу, Рыков добавил: — То есть не диктатура, а демократия! — усмехнулся и сел.
— Н-да... — задумавшись, заключил Ленин. — Если не считать твердых цен на предметы первой необходимости, ваше предложение диаметрально противоположно тому, что предложил парком продовольствия...
— Все, что я предлагаю, — это вынужденное решение, — устало пояснил Рыков. — Если хотите, признание в собственном бессилии тех, кто, простите мне бесконечное повторение, привык реально смотреть на жизнь — в глаза правде. Разве в состоянии мы сейчас провести те практические меры, с помощью которых можно было бы добиться осуществления диктатуры?