Интербригада

Сколько-то времени назад я работал в Луге. Жил в каком-то бараке на окраине. Окраина Луги – это… ладно, этого не объяснить.

Ночью я вышел из ресторана «Русь» и стал ловить машину. Остановился ментовский «козелок».

– Попался, – радостно воскликнули менты.

– Что значит «попался»? – говорю. – Я сам вас остановил.

Они опешили и чуть ли не с робостью говорят:

– Но ты же пьян.

Они ожидали гневной отповеди. Дескать, ни в одном глазу, разве что кружку пива. После этого они бы знали, что делать.

– Естественно, – говорю, – пьян. Было бы странно, если бы в два часа ночи я вышел из ресторана «Русь» трезвым.

Их привычное представление о мире рушилось на глазах. Они спросили, причем заискивающим тоном:

– И что будем делать?

– Отвезите, – говорю, – меня домой.

Первым нашелся сержант:

– С тебя пузырь.

– А где мы будем его пить? – спросил старшина. Он спросил сержанта, но ответил я:

– Хата есть. Не проблема.

– Ладно, – говорит старшина, – только ехать придется сзади.

Я уселся назад, на зарешеченное место, предназначенное для в меру опасных преступников, и мы поехали в магазин.

Остановились. Меня вывели. Я запротестовал:

– Я не хочу в этот магазин. Поехали в «Элитные спиртные напитки».

– Хорошо, – сказал старшина и посмотрел на меня с уважением. Потом с меньшим уважением посмотрел на сержанта и велел ему поменяться со мной местами. Сержант уселся на место для в меру опасных преступников, и мы поехали.

Менты оказались душевными людьми. Всю ночь мы пили, болтали и слушали тюремный шансон. Сначала нам мешала рация. Она бесконечно трындела. Видимо, вызывала моих собутыльников на места преступлений. Через полчаса они ее вырубили.

– Мешает, – сказал старшина.

Я понимающе кивнул.

Наверное, с точки зрения жертв преступлений мои менты выглядели не такими отличными ребятами, какими казались мне. Но в Лужском районе плохие дороги, так что менты все равно не успели бы помочь жертвам преступлений. К тому же, если менты не составили протокола, значит, и преступления не было. А без преступления – какие могут быть жертвы?

Под утро позвонил хозяин квартиры и сказал, что скоро зайдет.

– Не надо, – говорю, – я не один.

– Ты с бабой?

– Хуже, – говорю, – у меня менты.

– Сейчас я тебя выручу, – сказал хозяин и повесил трубку.

Надо сказать, хозяин квартиры был человеком не вполне обычной судьбы. Он только что откинулся, просидев 12 лет за двойное убийство, которое совершил в том самом ресторане «Русь». Я понял, что пора выметаться.

Старшина включил рацию и, сославшись на срочный вызов, уехал на «козелке». На прощание он попросил довести сержанта до дома. До его, сержантского, дома. Мы шли по окраинам Луги. Я походил на героическую санитарку, а он – на раненого бойца. Для пущего сходства сержант ежеминутно просил, чтобы я его бросил. Я не бросил.

Единственным человеком, который в этой истории обошелся со мной грубо, оказалась жена сержанта. Она даже превысила полномочия, распустив руки. К счастью, не на меня, а на мужа-милиционера.

– Нельзя так обращаться с людьми, – сказал я. И зачем-то добавил: – Тем более – при исполнении.

Потом я много раз встречал этих ментов. Правда, поодиночке. Сержант отводил взгляд и делал вид, что меня не замечает. А старшина не отводил взгляд и спрашивал, когда мы снова забухаем.

Выходит, не пьянка была причиной стыда. Причиной было беспомощное состояние сержанта наутро. Я его понимаю.

– Подойдите, пожалуйста, к телефону, – услышал я чей-то голос.

Я очнулся. Передо мною стоял капитан и протягивал мобильник. Мой. Я взял трубку.

– Это Громбов. Мы выслали за вами машину. Садитесь в нее и поезжайте домой.

Я посмотрел на капитана. Он вежливо кивал. Все, мол, понимаю, будет исполнено.

– И еще, – сказал Громбов. – Петр Пафнутьевич велел передать, чтобы вы меньше пили. У него на вас планы.

Я бы предпочел вытрезвитель.

Сержант копошился у стола.

– Вот ваш паспорт. Сигареты, зажигалка. Мобильник у вас.

– А деньги?

Капитан положил на стол мятые бумажки и мелочь.

– А за моральный ущерб?

– Помилуйте, – сказал капитан и попытался улыбнуться.

Я молча смотрел ему в глаза. Капитан вынул из нагрудного кармана сто евро.

– Меньше нет, – сказал капитан.

– А меньше и не надо.

По дороге я попросил тормознуть у магазина.

– Нет, – сказал шофер, – велено до парадной.

Дверь была закрыта изнутри. Настя дома.

Я улыбнулся.

IV

– Когда мы снова пойдем на телевидение? – спросила Настя.

– Когда позовут.

Настю позвали через два дня. Через день снова позвали. И уже не останавливались.

Меня, разумеется, игнорировали. Я все понимаю. Настя – это Сарпинский. А Сарпинский – персонаж отрицательный. Подонок, каких мало. А я зануда, вещающий прописные истины про толерантность. Таких в одном «БАНане» десятки, если не сотни. Конкуренции с Сарпинским мне не выдержать.

Стаи мальчиков и девочек на моих глазах приходили в журналистику и добивались успеха. Обгоняли меня, как стоячего. Но все-таки обидно, когда тебя обходит на вираже один из твоих псевдонимов.

– Обижаешься, что не приглашают? – спросила Настя. – Я могу замолвить за тебя словечко.

Мне захотелось ее ударить. Я сдержался. После чего молчал два дня.