Интербригада

Мы бережно передавали друг другу ящики. Снаряды нужно было отвезти на полигон, где уже стояли три пушки. Подполковник спросил, кто хочет остаться на ночь охранять пушки и снаряды. Я вызвался. Ночь на свежем воздухе – это лучше, чем ночь в казарме. У меня нашлось двое единомышленников.

– Поедете в кузове, – сказал подполковник, – вместе со снарядами.

Дело оставалось за малым – найти шофера. Имеющийся был абсолютно бухой.

Меня послали в общежитие искать шофера. Дали пару наводок.

Первый шофер сказал, что я опух и что он уже жахнул пива. Второй шофер спал. Прапорщица, оказавшаяся его супругой, отказалась будить мужа и предложила мне выпить водки. Я не отказался. Для поддержания разговора спросил, указывая на шофера:

– Устал, наверное? Со смены?

– Какое там, – сказала прапорщица. – Четвертый день бухает.

Передо мной во весть рост встала моральная дилемма. Я не стукач. Я не могу прийти к подполковнику и сказать, что все шоферы ужрались в стельку. В то же время я не могу прийти к подполковнику без шофера.

Обстоятельства всегда сильнее человека. Я стал стукачом.

К счастью, подполковник отреагировал совершенно спокойно:

– Я так и знал.

Видимо, подобная ситуация была в порядке вещей.

Подполковник ушел и вернулся с тем шофером, который жахнул пива. Тот посмотрел на нас мутными глазами:

– Залезайте в кузов. Будет вам, суки, Кэмел Трофи.

Шофер сдержал свое обещание. Он гнал с какой-то совершенно невероятной скоростью по какой-то совершенно невероятной дороге, в сравнении с которой бездорожье Кэмел Трофи – гладкий, неделю назад положенный асфальт, на котором украли не более 30 %. Нас подбрасывало на ухабах и мотало из стороны в сторону на поворотах. Вскоре один из ящиков в верхнем ряду подозрительно зашатался. Ящики, как и снаряды, были сорок шестого года выпуска. Успели малость подгнить.

Наконец ящик сломался, и снаряд с самого верха шарахнул о днище кузова. Самым что ни на есть взрывателем. За ним посыпались десятки других снарядов. Они летали по кузову, с ужасающим звуком ударяясь взрывателями о стены, гвоздики и наши ноги. Сначала мы попытались их выловить. Вскоре осознали свою наивность.

Нас было трое. Каждый готовился к смерти по-своему.

Один свихнулся. Он громко смеялся и орал бессвязные милитаристские фразы:

– Кумулятивный пошел… батарея, осколочным… прицел сто двадцать…

Второй тоже свихнулся. Он затянул песню про четыре трупа, которые дополнят утренний пейзаж, и молодую, которая не узнает про судьбу его конца.

Я молился.

Теперь я сидел напротив Мясника и снова молился. А что я мог сделать? Кричать и звать на помощь? Это невозможно. Я гордый. В своем понимании, конечно, но гордый. Я могу кричать от боли, но не от страха.

Я молчал. Молился.

Мясник подошел и склонился надо мной. Я вжал голову в плечи.

Он хлопнул меня по спине и, улыбнувшись, протянул руку:

– Уважаю.

Моя ладошка утонула в его лапище.

– Хорошую бузу вы с девкой затерли.

Я вопросительно поднял брови.

– Ты меня дураком считаешь? – спросил Мясник.

– Нет, – ответил я. Настолько поспешно, что никаких сомнений не оставалось: именно дураком я его и считаю.

– Мы давно просекли, что ты наш.

Мясник уселся за стол и брезгливо покосился на коньяк.

– Кстати, наши считают, что тебе нужно меньше пить.

Где-то я уже это слышал. Впрочем, неважно.

– Кто это ваши?

– «Русский вызов». Слыхал про такой?

– Нет. Похоже на службу такси.

Глаза Мясника налились кровью. В голове заскрипело. Видимо, я обнаглел раньше времени.

Из мясничьей глотки полилось какое-то харканье. Вскоре я догадался, что он смеется.

– Больше так не шути.

Я пообещал, что не буду.

– Мы знаем, что вы с девкой хача завалили.

Я поморщился. И от «хача», и от того, что знают.

– И за арами мы следили.

– Это вы их? – Я сделал неопределенный жест рукой.

– Что? – искренне удивился Мясник.

– Ничего, – сказал я, опять слишком поспешно.

– Их что? – На этот раз пришла очередь Мясника неопределенно жестикулировать.

– Типа того.

– А я и не знал.

Мясник хлебнул коньяка из бутылки. Он напоминал мне Гургена.

– Короче, – сказал Мясник и надолго замолчал.

Я решил его подтолкнуть:

– Ну.

– Тебе нужны деньги. Поэтому ты пишешь фуфло в честь хачей. Но в душе ты наш. Пора делать выбор. Пошли.

– Куда? – спросил я.

Вопрос был явно лишним. Я и так понимал: в «Русский вызов». Еще я понимал, что зря принял его за идиота. В принципе, про деньги он сформулировал верно. Про душу, конечно, нет. Хотя кто же в ней разберется?

На свежем воздухе Мясник начал говорить и оказался занятным рассказчиком. Он знал около сотни синонимов к слову мигрант, половину из которых сложно было уложить в прокрустово ложе пресловутой 282-й статьи.

В детстве его выгнали из музыкальной школы – «сам знаешь почему». Я не знал, но догадывался. Потом какие-то кавказцы выгнали с работы его младшего брата, который в итоге сторчался и умер. Правда, как следовало из рассказа Мясника, сторчался он задолго до изгнания с работы, а кавказцев звали Витя и Коля.