Интербригада

– Не думаю, он не настолько кровожаден. Постой. Последняя цифра – шесть. Ну конечно, 1936 – год создания интербригад.

– Возможно, – сказал Пожрацкий, которому не хотелось признавать поражения. – Во всяком случае, можно проверить обе цифры.

– Ты предлагаешь взломать сейф?

– Не взломать, а открыть, – уточнил Пожрацкий. – В конце концов, ты председатель этой организации, и все деньги – по уму – должны храниться в твоем сейфе.

Но деньги хранились в чужом сейфе. Который мы собрались вскрыть.

А что делать? Прости, Господи, но деньги нужны на благое дело. Поверь, Господи, залезть в громбовский сейф – это меньший грех, чем писать книгу про Гурлянда, которая черт знает зачем понадобилась упырю Шрухту.

– Пошли, – сказал я.

Оглядываясь и озираясь, мы на цыпочках подкрались к кабинету Громбова. Пожрацкий потянул за ручку. Слава богу, открыто. Не хватало еще взламывать дверь.

Мы склонились над сейфом. Упрямый Пожрацкий набрал 1937. Не открывается. Пожрацкий поменял «семерку» на «шестерку».

– Он пуст, – раздался голос Громбова.

Пожрацкий обернулся, а я уткнулся лицом в сейф. Оборачиваться не хотелось. Хотелось провалиться сквозь землю.

– Вы бы хоть на шухер кого-нибудь отрядили, – сказал Громбов.

– Я, пожалуй, пойду, – пробурчал Пожрацкий и ретировался.

Много б я отдал, чтобы уйти вслед за Пожрацким, но отдавать было нечего. Я пришел сюда брать, а не отдавать.

– Мне нужны деньги, Семен.

– Сколько?

– Много.

– Зачем?

– Не могу сказать.

Громбов уселся в кресло.

– Не хочешь – не говори. Денег все равно нет. Все ушли на Марш интернационалистов.

– А когда будут?

Громбов заглянул в блокнот:

– Не раньше чем через месяц.

– Через месяц поздно.

– Ничем не могу помочь. Выпутывайся сам.

Ну, сам так сам. Я вышел из кабинета и набрал номер Шрухта.

– Астандил Саломонович? Роман будет. Но мне нужно кое-какое время.

– Договорились, – сказал Шрухт, – но пишите борзо.

– Как?

– Ох, молодо-зелено. Не бережем мы русский язык. Что имеем, не храним, потерявши, плачем. Борзо означает быстро.

– Хорошо, – сказал я. – Напишу борзо и быстро.

III

Телефон звонил не переставая. Я нащупал трубку.

– Алло!

Чей это голос? Мой? Странно. Мне казалось, у меня другой голос.

– Почему ты не берешь трубку?

А вот это уже голос Громбова. Определенно Громбова. Почему его голос не изменился, а мой изменился? Попробую еще раз:

– Не слышал звонка.

Изменился. До полной неузнаваемости.

– Ты уже неделю не слышишь звонка, – сказал Громбов.

– Неделю? Я думал, дня три.

– Ровно неделю.

– Оставь меня в покое, – выдавил я. – Оставь меня в покое на три дня – и будет ровно десять дней.

– Вообще-то завтра прилетает Настя.

– Спасибо, что предупредил.

Я спустил руку с кровати и нащупал бутылку. Жадный глоток протяженностью в двадцать секунд. Что за гадость? Blazer лимон. До чего я докатился…

Начинал я с Пожрацким. Если Громбов не врет, неделю назад. А с чего Громбову врать? Значит, неделю назад. С Пожрацким мы пили виски. В ларьке у дома я купил водку.

Точно водку? Что за вопрос – конечно, водку. Не мог же я ночью купить виски. Ночью и водку-то продают только в этом ларьке. Во всей округе – только в этом ларьке.

Потом, судя по бутылкам на столе, я пил ореховую настойку. Логично. Нельзя же все время пить водку.

После ореховой настойки пошла рябиновая. Тоже правильно. Я же не белка, чтобы неделю пить ореховую настойку.

Затем наступил черед блейзера. Наверное, день на пятый или шестой.

В душ. Немедленно в душ. Завтра приезжает Настя. Впервые мне хочется, чтобы она задержалась.

В каком месте мне хуже всего? Во всех. К черту блейзер, сейчас бы водки.

На кухне нашлось грамм семьдесят. Больше и не надо. А семьдесят помогут. Должны помочь.

Я выпил водки и запил блейзером. Полегчало.

Что на кухне делает ноутбук? Посмотрим. Текст? Я писал текст? Определенно писал. Файл называется «Роман о Гурлянде – MicrosoftWord». Надо бы почитать, пока отпустило.

С трудом разбирая слова, я погрузился в чтение. Через минуту заинтересовался.