Интербригада

В 1988 году мы выиграли олимпийский турнир и стали вице-чемпионами Европы. 88-й – это год наивысшей популярности М. С. Горбачева и проводимой им политики перестройки и гласности.

В 90-м сборная Лобановского бесславно выступила на чемпионате мира, и Советский Союз приказал долго жить. Что толку быть вместе, если на чемпионате сборная проигрывает каким-то румынам?

– Здорово! – закричала Настя. – Футбол – это то, что нам нужно. Там же непочатый край работы.

– Не могу с тобой не согласиться, учитывая, что «Зенит» пропустил от «Малаги» уже третий гол.

– При чем тут «Зенит»? – вопила Настя. – Там же расизм! Ваши фанатики…

– Фанаты.

– Неважно. Они же фанатики?

– В общем-то, да.

– Ваши фанатики обижают афроамериканцев.

– У нас нет афроамериканцев.

– Я не могу назвать негра негром, – возмутилась Настя. – Это неполиткорректно.

– Совсем недавно ты называла азербайджанцев хачами.

– Не напоминай мне о прошлом. И не сбивай. Фанатики обижают афроафриканцев.

– Говори лучше «чернокожие футболисты».

– Зануда, – вздохнула Настя. – Лучше скажи, как именно их обижают.

– Кричат «У-у-у», бросают шкурки от бананов.

– Отлично, – сказала Настя. – То есть, конечно, плохо, но мы вписываемся.

– Хорошо. Пойду за бананами.

Настя опять вздохнула.

– Идиот. С тобой невозможно серьезно разговаривать. В футболе крутятся огромные деньги.

Что ж, если серьезно, Настя говорила дело. Отсосать грант на борьбу с футбольным расизмом – это идея. Хорошая идея. Я спросил, когда приступаем к работе.

– Через три недели, – ответила Настя.

– Почему через три?

– Потому что послезавтра я уезжаю в Канаду.

В Канаду? Что за бред?

– В Канаду. К родителям, – сказала Настя.

Оказывается, родители Насти живут в Канаде.

Мы столько времени вместе, а я даже не знал.

– Почему ты ничего не говорила?

– Потому что ты не спрашивал.

– Но почему ты не говорила, что уезжаешь?

– А почему ты никогда не спрашивал про моих родителей?

Действительно не спрашивал. Я никогда не просил ее рассказать о себе. И совсем ничего о ней не знаю. Мне хотелось, чтобы ее жизнь оставалась загадкой. Впрочем, не надо себя обманывать. Мне просто была неинтересна ее жизнь. Она со мной – и довольно.

– Я тоже хотел бы побывать в Канаде, – сказал я. Как бы невзначай. То ли напрашиваясь, то ли абстрактно мечтая.

– Ты можешь побывать в Канаде, только не со мной. Иначе мои родители немедленно начнут выдавать меня замуж.

– За кого?

– Совсем дурак, – в третий раз вздохнула Настя. – За тебя, конечно.

– А что? Я нынче завидный жених.

Что я говорю? К чему эта бесконечная ирония? Почему не сказать прямо: я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Хочу? Конечно, хочу. Почему тогда не сказать? Потому что я боюсь отказа. Оскорбительного отказа. Ироничного отказа. И защищаюсь от иронии посредством иронии. А в итоге вся жизнь – не всерьез. Вся жизнь – скольжение по поверхности.

– Жаль, что ты уезжаешь, – сказал я. Надо было сказать еще что-нибудь, но я не сказал.

Настя потерлась об мою щеку.

– Не переживай. Я ненадолго.

– Надо бы отметить отъезд, – предложил я.

– Для начала нужно к нему приготовиться. Возьми ручку или карандаш.

Я слушал и записывал. Рейс Санкт-Петербург – Квебек. 76 тысяч 675 рублей. В одну сторону. В Ванкувер через Пекин получается дешевле, но я должен согласиться, что глупо лететь в Пекин, чтобы попасть в Канаду.

Плюс на подарки родителям. На подарки друзьям родителей. На проживание – не может же она, в самом деле, жить за родительский счет. И отказаться от развлечения в Канаде, разумеется, тоже не может.

О том, чтобы показаться на глаза родителям в обносках, в которых она здесь ходит, даже речи быть не может. А новая сумочка всяко нужна, независимо от Канады, я должен это понимать.

На следующий день мы сидели на кухне и пили вино. Хотели пойти в ресторан, но денег уже не было. А потом она улетела.

II

Никогда не думал, что буду скучать. Скучать вообще, скучать метафизически – это мне знакомо. А скучать по кому-то – даже выражения такого не было в моем лексиконе. Поди ты, как жизнь изменилась.

Мобильник у Насти не работал, в интернет она не выходила. Пожрацкий трындел про гранты, которые не сегодня завтра прольются на нас золотым дождем, а я думал о том, что Насти нет рядом.

На пресс-конференции журналисты смеялись над каждой моей шуткой, а я думал о том, что шутки пропадают зря, потому что Настя их не слышит.

Вечерами я приходил в пустую квартиру и разговаривал с Настей. Я рассказывал, что случилось за день, придумывал ее реплики и сам же с ними спорил. Потом ворочался в пустой кровати и засыпал только под утро.

На работе я сидел и смотрел в экран ноутбука. Пожрацкий установил мне таймер, который отсчитывал дни, часы и минуты до возвращения Насти. Когда я понял, что дней, часов и минут прошло больше, чем осталось, настроение улучшилось. А когда на электронную почту пришло письмо «Не скучай. Люблю. Целую», я поцеловался с экраном взасос.

И тут раздался телефонный звонок.