Я ожидал увидеть тесный гадюшник, но нелегальный бар оказался огромным помещением, напоминающим дешевенький ночной клуб. Видимо, охрана в этот день потеряла бдительность, поскольку уже через пять минут в баре мне повстречался финн. Правда, русский финн. Представившийся Серегой Курвилайненом. Серега вырос в Петербурге, а повзрослев, уехал на историческую родину.
– Прекрасная страна. Хоть и скучная, – философствовал русский финн Курвилайнен. – И люди чудесные. Хоть и тупые.
Второй раз за день я слышал, как гостеприимных финнов обвиняют в тупости.
– Здесь все тупые, – разглагольствовал Курвилайнен, – и финны, и шведы. Один я умный. Обучаю эмигрантов из России финскому языку. Эмигрантов навалом, так что клиентов хоть отбавляй. Разумеется, никаких налогов не плачу.
Поэтому каждый день у меня на столе осетрина и черная икра. Кто еще в этой стране может позволить себе черную икру каждый день? – Серега неделикатно ткнул пальцем в Свена. – Сможет этот придурок угостить тебя черной икрой?
– Он понимает по-русски, – заметил я.
– Хорошо, что понимает, – сказал Курвилайнен. – Может, поумнеет.
Я приехал домой, проникшись жалостью к угнетенному финскому народу и убедившись, как далеко еще до торжества интернационализма в мировом масштабе.
Поднимаясь на следующий пролет социальной лестницы, я не забывал старых друзей. Троеглазов снова превратился в человека-бутерброда: обвешанный с двух сторон призывами к толерантности, он пугал прохожих новой речевкой:
Текст сочинил Жора Канарейчик, ставший главным редактором газеты «Пятый Интернационал». Пожрацкий целыми днями строчил заявки на гранты, хотя деньги получал исключительно от Громбова.
Но больше всех активничала Настя. Она ходила по офису, пила кофе и печатала на компьютере, не отрываясь от телефонной трубки и не реагируя на остроты Пожрацкого, который безбожно к ней клеился, забрасывая комплиментами и шоколадом.
Я знал, что Настя не любит шоколад, поэтому не ревновал. Если и ревновал, то не к Пожрацкому, а к работе. Меня немного смущал переход Насти из категории
Впрочем, никогда еще мне не было с ней так хорошо. В деловом амплуа она смотрелась не хуже, чем в образе девочки-пацанши. А может быть, лучше. Может быть, я просто влюбился. Только сейчас. В эту самую минуту.
В эту самую минуту я валялся на диване и смотрел Лигу чемпионов. Рядом примостилась Настя, положив голову на мой несколько округлившийся на казенных харчах живот.
– Делом надо заниматься, а не смотреть всякую ерунду, – промурлыкала она.
– Каким делом?
– Мы – политики.
Я засмеялся:
– Нигде нет столько политики, как в футболе.
– Что за чушь?
– Ты разве не знаешь, что вся новейшая история нашей страны целиком и полностью зависела от футбола.
Настя не знала. Я, признаться, тоже не знал. Однако, импровизируя на ходу, выстроил довольно стройную концепцию.
Итак, в 1952 году сборная Советского Союза впервые официально участвовала в международных соревнованиях. В олимпийском турнире. Вылетела на стадии 1/8 финала, проиграв злейшим врагам – титовской Югославии. И всё – конец эпохи. Тут же умер Сталин, и началась оттепель.
Расцвет новой – хрущевской – эпохи приходится на победы сборной на Олимпиаде 1956 года и чемпионате Европы 1960 года. Через год после триумфа на Евро-60 XXII съезд партии принял программу построения коммунизма к 80 году.
Действительно, если на Олимпиаде и Евро победили, так коммунизм построить – раз плюнуть. И построили бы, но сборная подкачала.
В финале чемпионата Европы 1964 года советской команде пришлось играть с очередными злейшими врагами – франкистской Испанией. Перед матчем тренеру Бескову сказали, что проигрывать нельзя ни в коем случае. Всякий риск нужно исключить, поэтому он, Бесков, должен поставить пять центральных защитников.
– С ума сошли? – возмущался Бесков. – Мы так никогда не играли. Так вообще нельзя играть.
– Этот решение Политбюро, – ответили Бескову. – Оно не обсуждается.
Естественно, пять центральных защитников мешали друг другу, и наши проиграли. Как бы подтвердив преимущество франкистского тоталитаризма над советским.
А советский народ и направляющая его компартия воочию узрели хрущевский волюнтаризм. Короче говоря, 21 июня сборная СССР проиграла испанцам, а уже 14 октября Н. С. Хрущев был снят со всех партийных и государственных постов.
Но успехов в футболе по-прежнему не было, поэтому коммунизм к 80 году построить не удалось.
На чемпионате мира 1982 года сборной СССР руководили сразу три тренера – Бесков, Лобановский и Ахалкаци. Такая же неразбериха творилась и в руководстве страны, где разные кланы боролись за власть при больном и впавшем в маразм Брежневе.
После 82-го наступил короткий период безвременья в стране и футболе, но весной 1986 года вставший у руля сборной Валерий Лобановский начинает ее перестройку, а вставший у руля страны Михаил Горбачев на встрече в Тольятти впервые произносит слово «перестройка».