Интересный пациент

…Проснулся я от совершенно кошмарных ощущений. Тошнило так, что я не мог даже пошевелиться, чтобы не забрызгать весь коридор. Кое-как встал и поплелся в туалет, держась за стенку. Меня качало, сознание мутилось, и я боялся даже глубоко вдохнуть. Но рвоты не было. Препарат «Эменд» действовал. От тошноты во время «химии» избавиться невозможно, но при всей омерзительности этого симптома он все же не самый страшный. Рвота куда хуже. Потому что быстро изматывает организм, человек не в состоянии есть и может погибнуть от истощения еще до конца лечения. Я дошел до кровати, рухнул на нее. Чувство было такое, что где-то в горле застряло небольшое пушечное ядро. Над кроватью склонилась молоденькая медсестра Мали и спросила: «Плохо?» Я что-то промычал в ответ, боясь разжать зубы, что она интерпретировала, как «да». Девушка ушла и вернулась с пакетом лекарства, который сноровисто присоединила к капельнице. «Это „Прамин“ – сказала она, – должен помочь». Через четверть часа и вправду стало полегче. Ощущение тошноты не прошло, но немного отступило, и стало возможно хотя бы дышать и сидеть. Утром принесли завтрак. Еда в израильских больницах хоть и не отличается особой изысканностью, все-таки не ресторан, однако вполне годится к употреблению. Но от одного вида подноса, а, главное, от запаха пищи, меня замутило так, что я закрыл глаза и шепотом попросил поднос унести. С тех пор и до самого конца терапии я не съел ни крошки из больничной еды. И потом, уже многие годы спустя, когда приходил в больницу и встречал тележку с едой в коридоре, меня начинало мутить.

Утром пришла Алена, принесла домашнюю еду. Я кое-как поел, выпил чаю. На второй день двухдневного курса токсичные препараты уже не дают, только вводят всякие поддерживающие растворы. Собственно, сами растворы химиотерапии вливают совсем недолго, полчаса-час от силы. Дальше сутками идет борьба с возможными или проявившимися последствиями. День прошел как в тумане, ночь я продержался и на утро меня отправили домой. Строго-настрого наказав, что, если почувствую хоть малейшее недомогание, особенно если поднимется температура, немедленно мчаться в приемный покой. Недомогание я и так чувствовал, но это, как сказали мне медсестры, должно пройти в ближайшие несколько дней.

ОТСТУПЛЕНИЕ: Выражаясь языком военных, химиотерапия – это ковровая бомбардировка. Когда вместе с противником (раковыми клетками) выжигают целые кварталы, то есть все подряд быстрорастущие клетки в организме. Все эти лимфоциты, тромбоциты, нейтрофилы и прочее. Короче, вместе с террористами гибнут мирные жители. Кровь превращается из защитного барьера в этакую бесполезную жидкость, иммунитет исчезает полностью. Человек беззащитен перед любой, даже самой легкой инфекцией. И вирус, от которого он в обычной ситуации максимум чихнет пару раз, на фоне противораковой терапии может легко убить. Поэтому врачи настаивают: почувствовал себя плохо, появился жар, любые подобные симптомы – немедленно в больницу! Состояния эти после «химии» развиваются молниеносно, чаще всего счет идет на часы. Я еще к этой теме вернусь.

На следующий день после возвращения пришла участковая медсестра и сделала укол «Неуластима». К каждому онкологическому больному в Израиле его больничная касса (компания медицинского страхования) прикрепляет социального работника и патронажную сестру. Вот она мне эти уколы и делала. На второй день после инъекции я проснулся утром со странными ощущениями. Сильно болели все кости, особенно грудина и копчик. Я испугался и позвонил Натану. Он был старший медбрат отделения, где я лежал. К тому же мы с ним оказались соседями. Натан выслушал мою испуганную жалобу и успокоил: все нормально. Это даже хорошо. Костный мозг начал работать. Значит, появляется иммунитет.