Читаем Интересный пациент полностью

Был момент, когда казалось, что все закончилось. Между болезнью и рецидивом. Когда мы начали полноценно работать, снимать-писать, и казалось, что все позади и дальше все будет только хорошо. Потом случилась эта идиотская история с самолетом, где ты сломал ногу, и тот перелом стал переломом не только в физическом смысле, что кость треснула. Это, пожалуй, был перелом с большой буквы, между двумя этапами болезни.

Я даже не знаю сейчас, кому из нас было страшнее, когда ты сказал, что рак вернулся. Мне вот было очень жутко, потому что я даже представить не мог, как это – проходить все с самого начала. Тогда, когда все только началось, тоже было страшно – от неизвестности. А теперь было страшно уже, наверное, от «известности».

Я потом пытался анализировать причины своего страха и понял: ты был первым в нашем близком кругу, который через это проходил. Рак он есть и будет, и кто-то им всегда болеет – но чтобы вот близкий человек, один из лучших друзей пострадал от него – это действительно было впервые. Когда каждый день видишь человека, понимаешь, что он чувствует и что ему грозит. Это воспринимается уже совершенно по-другому. Появляется какой-то мистический страх. В связи с тобой меня не покидает ощущение, что есть какой-то высший промысел. Те обстоятельства, в силу которых ты оказался в Израиле, они ведь тоже происходили у меня на глазах, и мне тоже казалось – что это ужасно несправедливо, как с тобой обошлись на работе. И только потом я понял, какое это было чудо, что Вселенная забросила тебя сюда, хотя бы и таким извилистым путем. То, что мы поначалу воспринимаем как поражение, оказалось залогом самой главной победы в жизни. И я рад, что помог тебе на этом пути.

<p>Глава четырнадцатая, последняя</p><p>Выводы</p>

Это была долгая история – и вот, изложив ее, более-менее связно, я сижу и думаю, какие можно сделать выводы. И вообще – нужны ли они тут? Четыре года мучений позади, я здоров, счастлив, я делаю все, что хочу, ну или почти все. Я не стесняюсь своего внешнего вида, ношу шорты и мне все равно, что люди оглядываются и показывают пальцем на мой протез. Хотя в Израиле они чаще показывают мне большой палец, иногда спрашивают, что случилось, но потом обязательно желают здоровья.

Как-то летом на пляже я лежал в шезлонге, жарясь на солнце. Ну, это фигурально выражаясь, лежал под зонтом, конечно. На солнце мне быть нельзя, одно из немногих ограничений, которого я строго придерживаюсь. Лежу и вдруг обращаю внимание, что метрах в пяти стоит девочка, возраста примерно моей дочери, и с опасливым интересом смотрит на меня. На протез, точнее. Я улыбнулся, помахал ей рукой, но она только сильнее напрягалась и отступила на пару шагов назад. Подошел ее папа, парень, опять же, приблизительно моих лет. Она, со страхом в глазах и голосе, начала его спрашивать, он что-то спокойно отвечал ей. Я окликнул их и предложил подойти.

– Потрогай, не бойся, – сказал я и протянул к девочке ногу.

Девочка оглянулась на отца, тот ободряюще кивнул, и она осторожно коснулась протеза. Подошла ее подружка, они стали вместе трогать ногу, спрашивать меня, мол, что случилось. Я рассказывал им про болезнь, которая называется рак, про то, что ногу мне «убрали» (на иврите это звучит именно так – «убрать»). Очень успокаивающе на них подействовало присутствие ровесницы – моей дочери Маши, которая папиной ноги нисколько не стеснялась, а скорее наоборот – даже пару раз вставила свои замечания по существу. Через десять минут они ушли, оживленно обсуждая увиденное, а отец девочки обернулся, показав мне большой палец, и в его глазах я прочел такое спокойное мужское уважение.

А потом случилась еще одна история. Припарковался я как-то на месте для инвалидов. Есть у меня специальная карточка, и я при необходимости этой «привилегией» пользуюсь. Обычно не от «ограниченных» возможностей, а потому что в Тель-Авиве днем парковку не сыщешь. И только вылез из машины, как напротив остановился мужик, тоже с такой карточкой, и начал возмущаться, чего это я припарковался на инвалидном месте. Я потыкал пальцем в свою карту, мол, имею право. Но он никак не мог угомониться, орал, что это паскудство – пользоваться карточкой дедушки и вообще, это место было для него. Развелось тут лжеинвалидов, да ты на себя посмотри, какой ты инвалид. Случившийся поблизости народ начал подтягиваться к нам, привлеченный нарастающим скандалом. Тогда я поднял ногу и задрал штанину. Увидев протез, мужик изменился в лице, на него накинулась какая-то тетка, начала стыдить, народ смотрел осуждающе, и он счел за благо газануть и уехать подальше. Женщина подошла ко мне, начала почему-то извиняться за этого «наглеца». Я сказал ей спасибо и добавил: «Попросил бы он вежливо, я бы уступил, но раз он повел себя так…» Она разохалась, потом обняла меня и пошла восвояси, оглядываясь и кивая. Стоявший поодаль парень, который наблюдал всю сцену от начала и до конца, уважительно кивнул мне.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии