Интервью. Невиновны во сне

Т. У.: Кажется, в шестидесятом, шестьдесят первом... может, в шестьдесят втором. Музыканты боялись, что он оставит их без работы, слишком уж настоящий. Это было как... о боже. Если есть такая машина, зачем живые музыканты? Она слишком хороша...

Дж. Дж.: Мне нравится чемберлин, он звучит, как будто дышит. Может, это клавиши так работают. Ты мне показывал когда-то, что они задерживаются и нужно играть немного по-другому.

Т. У.: К этому инструменту даже физически нужно подходить по-другому, с клавишами вообще трудно. Они проваливаются слишком далеко, пальцы залипают, и ты не можешь их вытащить.

Дж. Дж.: Чемберлины делали в Лос-Анджелесе?

Т. У.: Ага. Ричард Чемберлин их и делал. Не тот, который актер. (Смеется.) Там была велосипедная цепь, и если лента заходила с другой стороны этой цепи, она могла порваться. В «Чемберлин-Пасс» не мошенничают. Ты получаешь награду за храбрость. Все равно что оперировать фламинго. Ты даже не знаешь, где у него сердце. Тронешь — все, конец света. Тронешь ленту, — ну, я не знаю, — можно остаться без руки. В общем, довольно опасно.

Дж. Дж.: Как для него программируют ленту?

Т. У.: Просто перемещаются к разным частям ленты. Тебе дается примерно двенадцатисекундный сэмпл — столько нужно времени, чтобы лента прошла через головку, а вся лента примерно три фута длиной и четверть дюйма шириной.

Дж. Дж.: У тебя их два, да?

Т. У.: У меня один меллотрон и один чемберлин, второй чемберлин — опытный образец. Его собрали из всякой подручной электроники.

Дж. Дж.: На «Bone Machine» он тоже играет?

Т. У.: Только в двух песнях: «Earth Died Screaming» и «The Ocean Doesn’t Want Me» («Океану я не нужен» (англ.).).

Дж. Дж.: А раньше ты его использовал?

Т. У.: Да, на «Frank’s Wild Years» довольно много.

Просцениум из динамиков

Дж. Дж.: Ты в последнее время давал концерты?

Т. У.: В Лос-Анджелесе мы играли вместе с Fishbone (Fishbone — популярная в конце 1980-х гг. «альтернативная» рок-группа из Лос-Анджелеса, работала на стыке фанка, ска и панка с элементами хэви-металла.), и я все не мог успокоиться — о боже, я буду играть перед их аудиторией, а они перед моей, а ведь это совсем разные зрители, у них слэмуют и все такое, народ висит на стропилах. Я боялся с ними играть, но потом пришел, мы познакомились — они отличные ребята. Это шоу, которое они устроили, очень сильно на меня повлияло, очень. Очень громко, очень электрически, просто взрывчато. У меня запутались волосы и обгорела кожа, правда. Улет, ага. Вот когда понимаешь, что музыка что-то с тобой творит физически. Буквально поднимает и куда-то швыряет.

Дж. Дж.: У тебя есть песни, которым очень хорошо подходят простые аранжировки, с таким, скажем, слегка деревенским фоном, им не нужен радиосигнал с Марса. Создавая свои миры, ты каждый раз находишь для них что-то единственно нужное. Многие твои песни для меня как маленькие фильмы.

Т. У.: А вот смотри, Джим. Знаешь, какие аудиосистемы в кино? Ужас просто. Берешь динамики, просто начинаешь их собирать, какие попадутся, и пускаешь в дело акустические системы. Получается просцениум из динамиков, понимаешь, собственная аудиосистема; все они соединены проводами с пультом, и ты, только ты сам создаешь себе весь этот звуковой мир, но это все подобрано на помойке, люди их просто выбрасывают. И все мерзкий пластик, самый простой материал, самый дешевый — чем дешевле, тем лучше. Они становятся все хуже и хуже, но где-то на другом уровне все лучше и лучше. А потом смотришь — все куда-то пропали,

Дж. Дж.: Одноразовые.

Т. У.: Их выбрасывают, как зажигалки.

Дж. Дж.: Но динамики обычно еще работают.

Т. У.: Ага. Наваливай горой и раскатывай по дорогам. Таскай за собой собственную аудиосистему. Не играть же на этих жутких «Маршаллах» или еще каком дерьме.

Дж. Дж.: Не только это, можно еще построить из динамиков просцениум, как бы аркой.

Т. У.: Ага. Получается сценический набор. Ты выходишь, и со всего этого спадает занавес. Театра как бы нет вообще. Все становится маленьким, и ты входишь в этот мир.

Дж. Дж.: Отличная мысль. Тот тур [«Шальные годы Фрэнка»] на [маленьких] площадках получился очень сильным.

Т. У.: У нас были лайтбоксы?

Дж. Дж.: Ага.

Т. У.: Ага. Ночной клуб.

Дж. Дж.: Холодильник у тебя тоже был.

Т. У. : Мне понравилось. И машинка для мыльных пузырей... Бунт против условностей. У меня будет тур этой весной, стоит подумать. Знаешь, спрошу-ка я, пожалуй, совета у Роберта Уилсона: у него поразительное чутье — когда дело доходит до понимания границ театра, для него вообще нет границ.

Кит Ричардс, Мул Паттерсон, Катлин Бреннан

и другие странные соратники

Дж. Дж.: Ты сочинял «That Feel» вместе с Китом Ричардсом, или он только играл?

Т. У.: Нет, мы сочиняли вместе.

Дж. Дж.: Раньше ты с ним что-нибудь сочинял?