Интервью. Невиновны во сне

Дж. Дж.: Это как пацаны, которые ставят себе в машины самые крутые звуковые системы, — один механик говорил, что из-за этих инфразвуковых сабвуферов отлетают болты и гайки, машина от вибрации постепенно просто разваливается на части.

Т. У.: Красота. Мы записывали в комнате без звукоизоляции — ты видел. Когда записываешь на уличной площадке, обычно прерываешься, чтобы пропустить самолеты, или поезда, или машины, или когда дети идут домой из школы. Положено прерываться. Но мне, наоборот, очень нравится. Мы не делали перерывов. Побольше бы таких самолетов на каждую запись; я вообще не вижу смысла выбрасывать посторонние звуки.

Дж. Дж.: Вроде бы на некоторых записях студии «Сан» в Мемфисе начала пятидесятых можно услышать, как по улице проезжает грузовик.

Т. У.: Это же здорово.

Дж. Дж.: Как ты думаешь, инопланетяне, ну, или какие-нибудь формы жизни с других планет или из других солнечных систем, других галактик, когда-нибудь прилетали на Землю, ну, или хотя бы наблюдали за ней? Что ты думаешь о НЛО, пришельцах и всяких таких штуках?

Т. У.: Нет, я верю, что где-то есть разумная жизнь, но пока мы сами определяем, что такое разум, наверняка эта другая жизнь ему неподвластна, мы просто не способны ее воспринять, а потому я готов поверить, что они уже среди нас, просто мы их не видим и не понимаем, кто они. Так что насчет техники, которая отслеживает другие формы жизни... прямо не знаю. В детстве я собирал радиоприемники. Отец был в армии большим специалистом по радио и, кроме ремонта велосипедов, заставлял меня собирать приемники: мы заказывали детали, а потом у меня выходил собственный коротковолновик. Тогда, еще ребенком, я что-то поймал — клянусь, это были инопланетяне, я по сей день утверждаю, что контакт был, или, по крайней мере, я был принимающей стороной, поскольку сам не мог им ничего сказать: мое радио не работало как передатчик.

Дж. Дж.: Это были голоса, или звуки, или что?

Т. У.: Это был несуществующий язык. Не русский — до того я уже ловил Россию, Польшу, Венгрию и Китай...

Дж. Дж.: Но это был язык?

Т. У.: Это был язык, но не отсюда. Ну вот, а передать я не мог. Никто на земле даже не подозревает, что они существуют, потому что это противоречит нашим взглядам о творении Вселенной. Бог сотворил землю за семь дней и ушел отдыхать. Главная мысль: где-то там тоже есть Божьи твари. Может, правительство их уже нашло и прячет — в каком-нибудь особо секретном бункере в Нью-Мексико, так что никто из гражданских их никогда не видел. Мне так кажется.

Дж. Дж.: Ага, когда мы в Колорадо снимали документальное кино про Берроуза, он уверял нас, что в этой части Скалистых гор они как раз и водятся, — ночью инопланетяне копают там плутоний. Еще поговаривают, что в заброшенных городках к северу от Болдера, Колорадо, пацаны в серебряных костюмах, масках и шлемах таскают по ночам тяжелые черные ящики.

Т. У.: Ого! А я верю. Это только начало.

Дж. Дж.: Да, только начало. Берроуз говорит, у нас нет причин ждать от них великодушия, знаешь, С какой, собственно, стати? Они часть той же самой Вселенной.

Т. У.: Ага. Прилетят, сядут на Землю, заберут нас с собой и высосут всю кровь, как из пластиковых коробок с соком.

Операция фламинго

Дж. Дж.: Расскажи, как ты пишешься. Ты только что сделал студийный вариант «Черного всадника».

Т. У.: Ага. Песни были готовы, почти все записаны па скорую руку в гамбургской студии, и мы привезли их сюда. Некоторые совсем на скорую руку, мне так нравится. Я люблю слушать сырые вещи, чем сырее, тем лучше. Все думаю, если начну гоняться за сыростью, кто знает, чем закончится, но ты понимаешь, к этому все и идет. Я люблю слушать грязные записи. Это естественно в смысле технологии, потому что обычно все качается взад-вперед. Это нормально. Мне нравится поддавать газу, царапать, ломать. Хочу проникнуть глубже в мир текстуры. Та штучка про поезд, которую я тебе играл, складывается из девяти кусков практически как импровизация — все равно что построить в ряд детей, заставить их маршировать и выкрикивать какие-то слова. «Быстрее, еще быстрее, сейчас у нас все получится». Это как очень быстрый скетч, его очень трудно сделать, если люди пришли из [высокой] музыки, потому что па то она и высокая музыка. Если кто играет во всех этих симфонических оркестрах, как тот парень, который на контрафаготе, он вряд ли за что-нибудь возьмется. На то она и свобода, чтобы делать что-то свободно, — понимаешь, да? — нужна структура и план, но в самой глубине очень спонтанно. От оркестра этого никогда не получишь, а я люблю такие вещи. Отлично поднимает настроение. Слышал выражение «выйди в поле»... оркестр выходит в поле?

Дж. Дж.: Я не знаю такого выражения.