Интимная жизнь элиты

Настя возилась на кухне. Бабушка лежала в больнице, и мать уехала к ней с передачей. Скоро на обед должен был появиться отец, и на нее ложилось домашнее хозяйствование…

Максим пил чай и рассказывал об Африке. Настя рассеянно слушала и думала о том, что Максим здорово подурнел лицом, а когда-то был «сладкий мальчик»…

– Ты как обо мне думаешь, плохо?

Настя, положив ему в тарелку блинчиков, вдруг зарделась.

– Да я, Максим, никак не думаю. Блинчики вкусные? А остальное не мое дело.

– А я много размышлял, когда летел сюда. Пришел к выводу. Надо кончать с холостяцкой жизнью. Хочу жениться на тебе.

– Это что, предложение? – суховато заметила Настя.

– Нет, прощупывание почвы.

– А, тогда другое дело! А то ведь я совсем не готова к такому повороту…

Кто-то открывал ключом дверь. Настя заторопилась.

– Это отец!

Лаврентьев обнял Максима.

– Куда бы жизнь ни бросала – встречаемся на кухне.

Максим от обеда отказался. Но пока Александр Николаевич ел, рассказывал ему о своем бедственном положении.

– Странная пошла жизнь, – вдруг заметил генерал. – Прочитал в газете… В Англии новый премьер-министр. Старый запутался в проститутках. Большие, серьезные люди! – Он помолчал, пожевал губами. – Ну что ж! Краем глаза вижу – у тебя не все плохо: ведь так закаляют сталь!

Ромка поругался с матерью. Та защищала Максима, а Ромка «палил как из пушки»:

– Ха! Жениться собрался. Больше он ничего не захотел!

Глава 39

Полковник Салтыков, в отличие от местного следователя КГБ, был корректен и располагал своей душевной откровенностью, что всегда было свойственно людям, прошедшим добротную школу контрразведки. Потому и допрос Аллена Оливера перерос в доверительный разговор.

– Так вы считаете, что настоящий журналист – это тот, кто доводит свои расследование до конца?

Адлен был уверен в своей правоте.

– Конечно. Мне все время втирали с сибирской язвой очки. Она, мол, сама по себе: и никакого взрыва! А как же классифицировать избирательность эпидемии, когда сибирская язва поражала здесь только половозрелых мужчин?..

Салтыков ухмыльнулся.

– Что ты скажешь на то, если бы у тебя на родине московский журналист расследовал то же самое на острове Грюинард? Собственными силами, тайком шныряя по военным городкам, и тому подобное… Английская контрразведка объявила бы его русским шпионом? Скажу тебе: объявила и заточила бы в тюрьму… Это точно, как пять пальцев на руке.

– Но сейчас не военное время, – возразил Аллен.

– Время не военное, а тайная война существует, – заметил полковник. – Даже и не очень тайная… Холодная война!

Аллен в камере простудился и все время шмыгал носом.

– У меня даже отобрали носовой платок, – пожаловался он.

– Возьми пока мой. Напрокат, – сказал Салтыков. – Поверь, я тебя понимаю. Понимаю истинность твоей профессии. Как у нас говорили в войну: – ни дня без строчки… Но ты сообрази, Аллен, речь идет о другом, что, собственно, к сути сибирской язвы не относится. Ты нарушил незыблемые законы, которые существуют во всех странах… Пугать не буду. Но если бы тебе грозила высылка из страны – это, пожалуй, полбеды… Тебе грозит десять – пятнадцать лет строгого режима. Просто тюрьма! Все же твой поступок инкриминируется как шпионаж… А если вдруг раскроются твои отношения с СИС – вышка!

– Что такое «вышка»?

– «Вышка»? Да ничего. У нас нет электрического стула. Поставят к стенке и – расстреляют… Я советую хорошенько подумать о себе. А я тебя по-человечески очень даже понимаю…

Аллен Оливер не знал, что следователя с капитанскими звездочками строго наказали, объявив ему служебное несоответствие.

Теперь журналист лежал на кровати в казарменной комнате, прикрывшись солдатским одеялом, – знобило – и думал о том, что сказал ему полковник. Он теперь и сам осознавал свое незавидное положение.

Если вышлют, особого удовлетворения он не получит. Хотя бы потому, что дома рай его не ждал. Чтобы вертеться в газете… Конкуренция задавит! Он уже испытал это на себе. Положение иностранного корреспондента давало ему возможность не только накопить на будущую жизнь, но и жить более интересно. Москва ему нравилась даже своей бесшабашностью. Житье здесь бойкое, да еще и Лариса, которую он назло всем чертям полюбил…

Уезжать из Москвы не хотелось. Это разрушило бы его надежды… на престижную журналистскую карьеру.

Аллен только сейчас начинал понимать, что он все же самолюбив и человек престижности…

Аллена Оливера под конвоем переправили в Москву. Здесь снова с ним разговаривал полковник Салтыков.

– За тебя ходатайствовал известный журналист Владислав Иванович Грачев. Между прочим, он сам прошел эту школу, когда был корреспондентом в Объединенных Арабских Эмиратах. Там его тоже чуть не посчитали шпионом… Пока он не понял, что в чужой стране – чужие законы… И свои права качать там сложно… Мы закроем глаза на многое. И даже забудем об Урале. Поможем с информацией, раз она тебя так беспокоит… Нет, мы не вербуем, как тебе могло бы показаться… Есть люди, которые помогают нам бескорыстно… Но мы им тоже отвечаем бескорыстием. Если, конечно, будет такое негласное согласие…